Форум » Театр Вахтангова » Вахтанговцы. Из прошлого и настоящего. (продолжение) » Ответить
Вахтанговцы. Из прошлого и настоящего. (продолжение)
респект:
респект: http://old.rian.ru/analytics/20101217/309953146.html 17/12/2010 Мера без меры в Театре Вахтангова. Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты «Дом актера» специально для РИА Новости. Юрий Бутусов, казалось бы, еще совсем недавно осторожно входил в театральный мир Москвы после питерских университетов. Первые столичные сцены заприметили режиссера, который не любил и не любит давать громких интервью, предпочитает держаться в тени, а если и высказывается, то крайне редко и по существенным поводам. Несмотря на такое непиаровское поведение его стали приглашать на постановки и Константин Райкин, и Олег Табаков, а в родном Питере и Валерий Фокин. В прошлом сезоне и Римас Туминас - худрук Театра им. Вахтангова - позвал ставить в вверенный ему театр опять же Бутусова, чтобы в новом сезоне 2010 - 2011 года коллега выпустил премьеру по пьесе Шекспира "Мера за меру". За последние 8 лет в бэкграунде этого 40-летнего режиссера - постановки в МХТ им. Чехова, в Театре "Сатирикон", на сцене Александринского театра (СПб). В этом сезоне к почетному списку прибавилась еще и постановка в прославленном вахтанговском театре. Московский период Бутусова отличает особая привязанность к Шекспиру. У Константина Райкина поставил "Ричарда III", "Короля Лира". В МХТ - "Гамлета" с Михаилом Трухиным (Гамлет), Константином Хабенским (Клавдий), Михаилом Пореченковым (Полоний), со своей питерской командой. В этом сезоне Бутусов снова обратился к Шекспиру – к пьесе "Мера за меру", которая редко ставится и не имеет богатой сценической судьбы. Как впрочем, и недавно поставленная здесь же Римасом Туминасом из того же шекспировского цикла "Троил и Крессида". Так продуманно сложился если не шекспировский цикл, то определилась одна из линий репертуара. Разрушительная и разлагающая сила аморальной власти, которая вторгается и в том, и в другом спектаклях в самое личное, сокровенное и интимное, целит в тех, кто был предназначен для лучшей, чистой жизни. Нам показывается процесс этого разложения, словно мы рассматриваем само устройство механизма власти: как действует эта удавка, как сжимается петля вокруг хрупких и нежных героев, рожденных для лучшей жизни. Нас оставляют в смятении, поскольку на наших глазах человек загоняется в угол, и никакого выхода в этом пространстве для него/нее нет. И "мера за меру" есть не что иное, как ханжеская игра политиков, которая маскируется в фальшивые слова о добродетели, потому что исключена одна единственно возможная мера - человечность, благо во имя человека. В этом смысле само понятие "меры за меру" у Бутусова не есть восстановление справедливости, сходное с ветхозаветным постулатом «око за око». Скорее в этом шекспировском названии режиссер считывает горькую иронию. Такая арифметика есть род самой скверной схоластики, так как с помощью самых прекрасных слов жестоко осуществляется акт надругательства над человеком. Опережая события повествования, заметим, что Бутусов убирает шекспировский счастливый финал с четырьмя свадьбами. Не восстанавливается справедливость, не наказывается порок, не гармонизируется жизнь с возвращением в Вену якобы справедливого правителя. Напротив, порок набирает новые обороты, расставляет новый капкан, из которого уже вряд ли выскочит юная Изабелла. Герцог Винченцо вырывает ее из рук своего временного наместника Анжело не справедливости, а корысти ради. Для себя, чтобы сделать своей невестой. Она по-детски сворачивается калачиком, и почти зависая в воздухе на одном из столов в офисе правителя Вены, откуда ей не выйти, беспомощно скулит: "Где найти защиты?". Для Бутусова нет оппозиции между Герцогом Винченцо и Анжело. Оба они - две стороны одной медали, и потому их играет один актер - Сергей Епишев. До этого в труппе театра он был заметен, но подлинными ролями не избалован. И шанса на этот раз актер не упустил. Сыграл одно качество в двух разных ипостасях. Убедительно сделать это в театре очень непросто. Герцог для режиссера и актера отвратителен хотя бы потому, что допускает возможность игры с жизнями людей. Намеренный уход герцога на время в тень и выдвижение Анжело, известного в Вене своей праведностью, просвещенностью, есть ни что иное как форма самолюбования для Винченцо. Он-то остается у власти де-факто. Он не покидает Вены, а тайно наблюдает и столь же тайно вмешивается в ход событий. Уж не хочет ли герцог таким вот ходом убрать своего дублера?! Власть, которая передается на время в руки Анжело, делает жизнь граждан Вены невыносимой. Он являет собой тип опасного интеллектуала, который почерпнул все представления о жизни из книг. Собственного опыта у него нет. Этот Анжело поначалу стерильный чистюля, не сказать скопец. Потому он так легко судит. К смертной казни приговаривается Клавдио (Владимир Бельдиян) за то, что согрешил до брака с Джульеттой (Мария Бердинских). Оба любят друг друга и готовы обвенчаться. Но закон карает переступивших черту дозволенного, и Анжело поначалу служит букве, а не духу Закона. Однако дублеру придется пройти через запретное чувство. Как на грех он влюбляется в Изабеллу (Евгения Крегжде), в сестру осужденного Клавдио. Цена свободы брата - потеря невинности сестрой, которая готовит себя в послушницы монастыря. Так начинает использовать власть Анжело. Шекспир дает понять, что если бы эта сделка состоялась, то помилования брата все равно бы не случилось. Для Бутусова здесь последняя черта человеческого падения этого начитанного скопца, сумевшего быстро освоить выгоды положения. Явление же Герцога Винченцо, который снова воцаряется на троне, чтобы вершить справедливость, есть лишь новый этап недостойной игры. Он, наблюдая за нравственным падением Анжело, сам влюбляется в стойкую Изабеллу, в финале спектакля расставляет ей столь искусный капкан, что понимаешь, вот тут-то уже не выбраться. Елейным голосом герцог просит руки и сердца Изабеллы, но мы понимаем: перед нами хищный зверь в овечьей шкуре. Он давно привык брать, и нет никакой меры, которая бы остановила его. Мнение автора может не совпадать с позицией редакции РИА Новости
респект: http://www.5-tv.ru/news/38781/ 16.04.2011 В Москве вечером вручили «Золотые маски» Репортаж http://www.youtube.com/watch?v=r_6hYgm35gc Это главная театральную премию России. Получилось, что лучший балет и опера — в Петербурге. Оперетта — в Ростове, Екатеринбурге и Хабаровске, а вот лучший драматический спектакль поставил в столице режиссер Римас Туминас.
респект: http://www.newizv.ru/culture/2011-08-01/148675-legkoe-dyhanie.html «НИ» за 1 Августа 2011 г. Легкое дыхание. ВЕРА МАКСИМОВА. Сегодня юбилей актрисы Галины Коноваловой. Легенде Театра имени Вахтангова исполняется 95 лет, но, несмотря на столь солидный возраст, она живет активной творческой жизнью, играет в театре, ведет в журнале «Театрал» постоянную рубрику, в которой рассказывает о легендах вахтанговской сцены. В октябре Галина Львовна сыграет в премьерном спектакле Римаса Туминаса «Пристань». Галина Коновалова – феномен и уникум вахтанговской сцены. Юбилей, почтенный (вызывающий изумление) возраст – это не про нее. Легко представить, как будет она противиться и мешать, когда коллеги станут ее чествовать в начале сезона. На своем незабываемом творческом вечере в Доме актера – все помнящая, все знающая – она мешала ораторам, исправляла их неточности; подавала насмешливые реплики с места. При всей своей женственности ядовитая и властная, категоричная и решительная, пряча за резкостями и иронией свое смущение, боязнь высоких слов, свою робость, а, быть может, и печаль. Она быстрая-быстрая. И легкая (помнится, Немирович сказал о Вахтангове: «И он был легок…»). Уже более семи десятков лет, с предвоенного 1939-го, когда после окончания школы театра она была принята в прославленную труппу скромной актрисой, звонко стучат по Арбату ее каблучки. И так же тонки, как будто выточены из алебастра, ее щиколотки и стройна фигура. И спина прямая, словно вызов годам. Актрис-сверстниц в труппе уже не осталось. А из тех, кто принадлежит следующим поколениям и моложе на десять–пятнадцать лет, одни огрузнели, другие устали, третьи –сверхталантливые, прославленные, счастливые в профессии –исполнив данное от Бога призвание, отошли от дел. Кажется, она одна «не устала» и «не отошла». Если Коновалова отсутствует дома, то, значит, она в театре. В собственном семействе, где есть дочка, внучка, правнук и где давно нет мужа (уникального вахтанговского актера, негласного «арбитра чести» в коллективе, умершего еще в 1977 году Владимира Ивановича Осенева), она бывает реже, чем в своем театральном доме. И странно успевает вести небогатое, хлебосольное хозяйство, изысканное по составу гостей и угощений, и при этом все видит в своем театре, обо всем знает, чтобы иметь собственное, «незаемное», не разрушающее, а созидающее суждение, право вмешиваться, оценивать, менять. Известно, что влияние и положение актера зависит от масштаба, успешности и количества сыгранного. Коновалова среди вахтанговцев – фигура влиятельная, яркая и многозначащая. Между тем за свою долгую жизнь она имела совсем немного больших ролей: Саньку – в «Интервенции», Ольгу в «Свадебном путешествии», Оттилию – «Перед заходом солнца», Маломальскую – «Не в свои сани не садись», Аделаиду в «Идиоте», княгиню Мягкую в «Анне Карениной», главным образом – во втором составе, срочными вводами в спектакли. И переиграла великое множество ролей маленьких, зачастую безымянных. Когда-то давно, в самом начале актерского пути, юную Галю спросили, не обидно ли ей – хорошенькой, жизнерадостной и подвижной, как «солнечный зайчик», постоянно выходить в массовках? Ни на мгновение не задумавшись, она, пылкая комсомолка 1930-х годов, дочь старых бакинских большевиков (мамы-революционерки, которая мечтала «о мировой революции и о том, чтобы обе ее дочки не простужались»), ответила: «Что вы?! Я же выпускаю театральную стенгазету!» Искренне и наивно выпалив смешную эту фразу, она не догадывалась, что сказала главную правду о своей будущей жизни, когда приводило в восторг любое дело, совершаемое на пользу ее единственному, обожаемому театру. Не столько из перечня ее бесчисленных маленьких ролей, сколько из названий спектаклей ясно, что линии судьбы актрисы и ее великого театра совпали; что она оказалась участницей всего происходившего в нем. Играла в теперь уже легендарных «Соломенной шляпке», «Интервенции», «Мадемуазель Нитуш» и «Много шума из ничего», «Перед заходом солнца» и «Идиоте», «Иркутской истории», «Дамах и гусарах», «Конармии» и других. В ее малых ролях заметно трогательное волнение, усердие, странное для такого профессионала, как Коновалова; повышенная активность актрисы, «не доигравшей» своих ролей. Однажды кто-то из режиссеров (кажется, экстравагантный и фонтанирующий придумками Роман Виктюк), заняв ее в крошечной бессловесной роли-мираже, предложил ей появиться в белой балетной пачке. И она вышла в облаке невесомых юбок-туник и встала на пуантах, изумив зрителей и коллег сохраненностью формы, как всегда, истово исполнительная, тщательная. Чувствуется, как она хочет играть, как радуется возможности быть на сцене. Видимо, когда-то ей не дали шанса. Или не произошел «чудодейственный» случай, и никто не помог, не позаботился о ней. Меньше всего – она сама, влиятельная женщина театра, ни разу не сделавшая ничего себе на пользу. Но вот нынешний художественный руководитель Театра имени Вахтангова Римас Туминас поручил ей роль старой няньки Марины в своем «Дяде Ване», всколыхнувшем рутинное спокойствие московских театралов. Ждали деревенскую Марину, простодушно мечтающую о домашней лапше и усадебном покое. Явилась дама чуть ли не екатерининских времен, в пышном седом парике, в ожерелье и шелках. Режиссер придумал ей экзотическую наружность и неожиданные занятия, манипуляции врача-костоправа, с помощью которых она хочет облегчить страдания внушительного красавца Серебрякова (Владимир Симонов). Эдакий обломок старинного века, более воспитательница, чем нянька, или гувернантка выросших и состарившихся обитателей поместья, иссохший домашний раритет. Не избалованная вниманием прессы, Галина Львовна на этот раз получила от критиков, от друзей и особенно требовательных близких массу похвал. Гордая Галина Львовна никогда и никому не навязывала себя, но в труднейшие драматические десятилетия правления Ульянова была ему другом и советчиком. И новый худрук Римас Туминас ценит ее ум, опыт, вкус, любовь к сцене. У нее скромное звание заслуженной артистки, сегодня чуть ли не массовое в актерской среде, тогда как Галина Львовна давно заслужила наивысшее.
респект: http://post.scriptum.ru/article/tuminas-interview-moscow-2011 20 апреля 2011 Римас Туминас. Театр мягкой силы. Майя Праматарова Когда в русской модели репертуарного театра сомневаются и его создатели и его критики, когда внутри Садового кольца сжимается пространство живых театров, на Арбате возрождается Академический репертуарный театр. http://www.youtube.com/watch?v=5w-rlXjVYSY#t=2755 Этот театр преодолевает те же трудности, о которые спотыкаются другие коллективы, но воля и талант одного человека, его метод и художественный язык объединяют труппу, превращают Вахтанговский театр в отлично работающий организм и возвращают нам достоинства репертуарной модели. В лучших спектаклях Туминаса нет обособленных актеров, а, как в старые добрые времена, есть ансамбль ярких индивидуальностей. Ситуация в Вахтанговском театре далека от идеальной. В период репетиций «Дяди Вани», труппу театра охватил московский вирус недоверия к художественному руководителю, который удалось победить только внешней административной волей. Главный приз национальной премии, только что присужденный спектаклю «Дядя Ваня» Римаса Туминаса, обозначает новую и неожиданную театральную ситуацию. С одной стороны очевидно, что традиционная русская система способна породить абсолютный спектакль, в котором и на уровне концепции, и на уровне интерпретации – все приближается к совершенству. С другой стороны этот спектакль возникает настолько же благодаря, насколько и вопреки нереформированной репертуарной системы. В этой беседе Римас Туминас говорит о театре в категориях более первичных, чем его конкретные исторические модели, но именно в них выражается формула живого театра.
респект: http://www.rg.ru/2011/10/05/teatr.html 05.10.2011 Русский литовец в Петербурге "Балтийский дом" представляет театр Римаса Туминаса ...Прямая речь Римас Туминас, режиссер: - В Вильнюсе я ввел в спектакль "Ревизор" Сергея Маковецкого на роль Городничего и получился русско-литовский спектакль. Мне совершенно не интересен в этой пьесе социальный, политический, религиозный контекст. Когда я ее читаю, не это меня трогает. Вся социальность - это упаковка, конфетная обертка... Но хочется и до конфеты добраться, а не носиться с фантиком. Я убежден, что сейчас никому этот разоблачительно-обличительный пафос не нужен... Мне хочется говорить о человеке. Сделать главной темой спектакля очищение человека. От чего? Наверное, от страданий, комплексов, грехов, которые преследуют его всю жизнь... ...Мы не слуги, мы хозяева внутри пьес. Мы ищем в них новые логические связи, новые возможности сюжета. В некоторых пьесах сюжетов бывает пять или семь. Я увлечен этим. Сколько сюжетов можно раскрыть в одной пьесе, как далеко углубиться? Шедевр Чехова или Шекспира никогда от тебя не защищается. Наоборот, автор словно приглашает к себе. Он ждет тебя, скучает... Он готов к соавторству. А режиссер - эгоистичная профессия. Каждый из нас хочет внести в спектакль свой личный опыт. И так победить время, как-то зафиксировать себя...
респект: http://m.expert.ru/expert/2011/09/fejk-s-antivozrastnyim-effektom/ Фейк с антивозрастным эффектом. Журнал Эксперт›2011/9 Афиша Вахтанговского театра пополнилась еще одним спектаклем Римаса Туминаса — французской комедией «Ветер шумит в тополях» Пьесу Жеральда Сиблейраса о ветеранах Первой мировой войны, решившихся сбежать из дома престарелых, театр хотел поставить еще для Михаила Ульянова. Однако тогда не нашли режиссера, а потом не стало самого Ульянова. Тем временем пьесу перевел на английский Том Стоппард. После чего ее с успехом сыграли в лондонском «Весте-Энде», и в копилку Сиблейраса, уже имевшего приз Мольера, добавилась премия Лоуренса Оливье. В лондонской версии, которая шла под лаконичным названием «Герои», ветеранов войны играли ветераны сцены. У нас же и в «Сатириконе», который обошел вахтанговцев на два сезона, и в самом Вахтанговском стариков играют артисты в полном расцвете сил. Разумеется, на «антиэйджинговый» кастинг Римас Туминас пошел не оттого, что в труппе нет возрастных артистов. Среди очевидных причин — желание режиссера избежать мелодраматизма, который априори навязывается темой пьесы, и возможность попрактиковаться в редком у нас жанре театральной буффонады. Не стоит сбрасывать со счетов и меркантильные мотивы. Все трое участников спектакля — медийные звезды. Правда, популярность Владимира Вдовиченкова зиждется на «Бумере» и «Бригаде», а в бэкграунде Максима Суханова и Владимира Симонова есть не только сериалы или боевики, но и авторское кино, и серьезные театральные работы. Однако именно это обстоятельство и позволяет считать такой кастинг, обеспечивающий спектаклю интерес разных категорий зрителей, весьма изысканным и даже изощренным. На то же, собственно, рассчитана и пьеса. Потребители сериального «мыла» найдут в диалогах старичков, вспоминающих о своих победах на полях сражений и любовном фронте, россыпь относительно смешных диалогов на в меру скабрезные темы. В то же время интеллектуалы могут обнаружить в тексте Сиблейраса приметы классической салонной комедии в традициях Уайльда и даже театра абсурда в духе беккетовского «В ожидании Годо». На эту двоякость пьесы в свое время обратил внимание Стоппард. Однако вопреки английскому мэтру надо признать, что культурные параллели присутствуют в пьесе Сиблейраса в столь щадящих дозах, что при растворении в трехчасовом спектакле с вязкой стариковской болтовней даже в осадок не выпадают. Поэтому где-то ближе к антракту, когда пьеса начинает буксовать, уже точно не выводя ни на Беккета, ни на Уайльда, ту часть зрителей, что не рассчитывала на простой актерский бенефис, посещает мысль о побеге из театра. К счастью, именно в этот момент Туминас начинает выкладывать собственные — уже чисто режиссерские — козыри. Самых впечатляющих два. Во-первых, гигантская видеопроекция со снимком планеты Земля. Появляется она на заднике периодически, как бы напоминая о том, какой все-таки трагический пустяк жизнь человека в сравнении с вечностью. Во-вторых, микшированные до инфернальной жути звуки военного марша. От них по коже проходит холодок, а в голове всплывает что-то вроде sic transit gloria mundi. Конечно, эти режиссерские акценты, призванные вывести банальный драматургический снэк Сиблейраса на уровень хотя бы чуть повыше попкорна, сами по себе смотрятся блестяще. И поначалу даже дают надежду, что в многозначительных визуальных символах и музыкальных знаках режиссер все-таки закодировал какой-то метаконтент. Тем не менее при любых попытках расшифровать пафосную метафорику спектакля и хоть что-то сгенерировать на ее основе возникает неприятное подозрение, что между тем, что говорят на сцене бенефицианты, и элегантной упаковкой спектакля нет никакой связи. Более того, закрадывается мысль, что, не отметь Туминас эту постановку внешними признаками своего режиссерского стиля, в спектакле ничего бы не изменилось. Но признаки, как назло, присутствуют, вызывая только один вопрос: почему этот псевдоинтеллектуальный антрепризный фейк, подделка, сделанная «под Туминаса», появился за подписью самого Туминаса, причем в репертуаре академического театра, которому все же не пристало ставить что попало?
респект: http://news36.ru/72045 17.06.2012 Сергей Маковецкий в Воронеже возмутился, когда его заподозрили в капризности 14 и 15 июня в Воронеже в рамках Платоновского фестиваля показывают спектакль-лауреат премии «Золотая Маска» «Дядя Ваня» театра имени Вахтангова в постановке режиссёра Римаса Туминаса. Билеты в большой зал театра драмы на улице Театральной были раскуплены задолго до начала Платоновского фестиваля. В том числе и потому, что в главных ролях заняты звёзды отечественного театра и кино – Сергей Маковецкий, Владимир Вдовиченков, Людмила Максакова. Кстати, организаторы Платоновского фестиваля хотели показать этот спектакль ещё в прошлом году, однако в это время «Дядя Ваня» гастролировал за рубежом. Сегодня днём артисты, играющие в спектакле, пообщались с журналистами. Людмила Максакова сделала много комплиментов форуму – ей понравилась насыщенная театральная, музыкальная, выставочная программа. Сергей Маковецкий же предложил, чтобы организаторы приглашали его театр на каждый следующий фестиваль. - У нас есть замечательный спектакль «Ветер шумит в тополях», который я очень люблю и хочу вам показать, там Володя Вдовиченков и Максим Суханов прекрасно играют. Хочу, чтобы воронежцы увидели нашу постановку «Маскарад». А сейчас мы приступаем к новому спектаклю «Евгений Онегин», я даже сам не знаю, что это будет, но точно что-то неожиданное, интересное. Так что вот вам план на ближайшие три года! — Очень приятно слышать от вас эти слова, — поблагодарил директор фестиваля Михаил Бычков и добавил, — честно говоря, мы немного настороженно ждали визит вашей труппы в город – говорят, что вы, бывает, капризничаете, вам многое не нравится… — А вот теперь подробнее, где это мы капризничаем? – возмутился Сергей Маковецкий. — Требовательность и капризность – это разные вещи! Капризы – это когда я требую, чтобы у меня обязательно были авокадо в холодильнике и шторки только в горошек. А если не будет шторок, на сцену не выйду! А требовательность – если есть в номере холодильник, он должен работать! Если бы мы были капризными, мы бы никогда не приехали к вам на фестиваль на два дня – это очень утомительно! Ведь московская публика уже четыре года стоит в очереди, чтобы попасть на «Дядю Ваню». Но мы хотим, чтобы этот спектакль посмотрело как можно больше зрителей, — сообщает «МОЕ»
респект: http://white-dir.ru/news/40094/ 2012 Великому русскому актеру Михаилу Ульянову сегодня исполнилось бы 85 лет - У меня в кабинете висит портрет улыбающегося Михаила Александровича, и я каждый день с ним здороваюсь, - рассказал ИТАР-ТАСС нынешний худрук Вахтанговского театра Римас Туминас, которого в свое время рекомендовал на этот пост сам Ульянов. По словам Туминаса, для него Ульянов - некий образ чистоты. Лучшим памятником ему может стать только спектакль высокой художественной ценности - про судьбу, боль, любовь нашу, - говорит режиссер. Впрочем, такому уровню вполне соответствует знаменитый спектакль Пристань. Поставленный в прошлом году к 90-летию Вахтанговского театра, он уже второй сезон подряд идет с ошеломляющим успехом. Его сегодняшнее представление сыграют в память об одном из самых выдающихся вахтанговцев - Михаиле Ульянове. И концовка спектакля будет частично изменена. В финале занавес не упадет - на нем останется портрет Михаила Александровича, - пояснил Туминас. - Мы все выйдем на авансцену и вместе со зрительным залом минутой молчания почтим память великого Мастера. Кроме того, в фойе Вахтанговского театра будет развернута выставка, посвященная Ульянову. А 22 ноября здесь состоится вечер, на который соберутся только самые близкие Михаилу Александровичу люди - его родные и коллеги по искусству...
респект: http://www.vakhtangov.ru/news/2060 «ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ В КРУГУ ДРУЗЕЙ» - 85 летию МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА УЛЬЯНОВА. Впамять о 85-м Дне рождении Михаила Александровича, Римас Туминас подарил Елене Ульяновой стеклянную миниатюру арктического танкера "Михаил Ульянов".
респект: http://www.inmsk.ru/news_culture/20120904/351205897.html 04.09.2012 Первая студия Вахтанговского театра начнет работу в новом сезоне МОСКВА, 4 сен - РИА Новости, Наталия Курова. Государственный академический театр имени Вахтангова в новом сезоне откроет учебную студию, рассказал его худрук Римас Туминас во вторник на сборе труппы. По его словам студия, в которую набрано 20 выпускников ведущих столичных и петербургских театральных вузов, начнет работать уже в пятницу. Планируется, что первым их спектаклем станет работа по пьесе Луиджи Пиранделло "Шесть персонажей в поисках автора". Как рассказал Туминас, для работы со студийцами будут привлекаться опытные мастера театра. Лучшие из учащихся будут готовиться к работе на новой Малой сцене, которая будет вскоре открыта. Пока работа студии рассчитана на год, однако, возможно, что это время будет продлено. Туминас отметил достижения прошлого юбилейного сезона, за который было выпущено пять премьер, и рассказал о творческих планах театра на новый - он откроется во вторник вечером показом спектакля "Пристань". Первой премьерой после летнего перерыва станет спектакль "Обычное дело" по пьесе Рея Куни в постановке режиссера Владимира Иванова. В спектакле, который впервые покажут в пятницу, заняты такие известные актеры, как Алексей Гуськов, Лидия Вележева, Мария Аронова и Галина Коновалова. 12 сентября вахтанговцы отметят юбилей спектакля "Дядюшкин сон", который был поставлен Ивановым в 2000 году - он будет сыгран в 200-й раз. Все эти годы спектакль шел с неизменным аншлагом. В 2001 исполнители главных ролей Владимир Этуш и Мария Аронова были удостоены Государственной премии России. Сам Туминас приступает к работе над спектаклем по "Евгению Онегину", выпуск постановки намечен на конец января. После этой работы он будет участвовать в подготовке к международному проекту "Улыбнись нам, Господи!" по Григорию Кановичу. "Что касается Евгения Онегина, то главной героиней здесь будет Татьяна. Может быть, так и будет называться спектакль. Мы постараемся избежать иллюстраций и через сценические образы пробираться к сути. Будем разбираться в проблемах Онегина, будем говорить о верности, любви к людям и родной земле", - сказал он РИА Новости. Григорий Дитятковский начнет репетиции "Школы злословия" Шеридана, премьера планируется на вторую половину марта. Режиссер Адольф Шапиро будет ставить спектакль по пьесе Пиранделло "Это так, если вам так кажется". На Малой сцене Михаил Цитриняк продолжит работу над спектаклем "Глава Вторая" Нила Саймона, а Сергей Кутасов - над гоголевской "Женитьбой". К 90-летию Владимира Этуша, которое будет отмечаться 6 мая 2013 года, планируют показать "Ромула Великого" Дюрренмата в постановке Павла Сафонова. На встрече также выступил директор театра Кирилл Крок, который сообщил о том, что в прошлом сезоне Вахтанговский театр стал самым посещаемым театром в Москве. Он добавил, что за время летних отпусков в театре поменяли световое и звуковое оборудование, освоение которого будет происходить параллельно с репетициями. Кроме того Туминас выступил с поздравлением народного артиста СССР Юрия Яковлева с 60-летием служения Вахтанговскому театру. Труппа встретила обращение стоячей овацией. А совсем скоро - 30 сентября - в Вахтанговском будут отмечать 95-летие Юрия Любимова, в честь которого в этот день будет сыгран его спектакль "Бесы". В новом сезоне театр будет также много гастролировать: в сентябре - в Таллине и Сургуте в рамках программы "Золотая Маска" со спектаклем "Анна Каренина", в ноябре - в Лондоне, где покажет свою версию чеховского "Дяди Вани", в феврале - в Афинах со спектаклем "Маскарад".
респект: http://belan-olga.livejournal.com/984890.html октябрь 2012 Римас Туминас ставит в театре имени Вахтангова "Евгения Онегина". Вот вы меня убейте, при всем уважении к Пушкину я не понимаю,что можно нового прочитать в Онегине, и главное - как его ставить не сцене. Не оперу, а именно роман в стихах! Но я не режиссер, а Туминас - великий режиссер. Мне посчастливилось побывать у него на репетиции. Хотя , говорят, он не пускает в репетиционный зал даже сотрудников театра. Разыгрывалась сцена "Татьяна пишет письмо Онегину". Юная Ларина ведет ночной разговор с нянькой. Понравилось, как нянька вытаскивает перо из подушки, когда Татьяна попросила бумагу и перо писать письмо Онегину. .. Роль знает назубок только Максакова, которая собственно эту няньку и играет ( которая пошла под венец в детстве" мой Ваня был меня моложе, а было мне 13 лет") все остальные читали роль по книжке. Самые звездные - Вдовиченко и Маковецкий - даже когда читали - путались. Но как хорош Римас! Какой он, несмотря на свой скандинавский характер, взрывной, эмоциональный, яркий. Говорят, что только на репетициях, а в жизни он уравновешен и спокоен всегда. Кстати, два его спектакля "Дядя Ваня" и "Пристань" идут с полнейшими аншлагами. Англичане посмотрели пьесу Чехова и пригласили театр на гастроли в Англию - там театр в ноябре сыграет аж 6 спектаклей! Очень люблю бывать на репетициях. Даже больше, чем на самих спектаклях. Потому здесь настоящий творческий процесс. А что может быть интереснее?
респект: http://inmsk.ru/news_culture/20130212/358162908.html 12.02.2013 Театр им. Вахтангова представит оригинальную версию "Евгения Онегина" МОСКВА, 12 фев - РИА Новости, Наталия Курова. Театр имени Е.Б. Вахтангова представит оригинальную версию пушкинского "Евгения Онегина" - премьера спектакля, над идеей, литературной композицией и постановкой которого работал художественный руководитель театра Римас Туминас, состоится в среду. Общеизвестно, что найти театральную форму для романа, а тем более романа в стихах, невероятно сложно, поэтому чаще всего встречаются чтецкие программы, оперные интерпретации и даже балеты, а вот в драматическом театре - такое случается очень редко. Но Туминас, не скрывающий свою особую приверженность к классике, рискнул попробовать. Это не первая его работа в плане перевода на сценический язык великих поэтических произведений - в репертуаре вахтанговцев с успехом идет "Маскарад" Лермонтова в постановке худрука. "А что может быть лучше Пушкина, Лермонтова, Чехова, Гоголя. С возрастом устаешь рассказывать истории пьес в трех актах - хочется вернуться к литературе, найти в литературе театр. Подключить к созданию спектакля артистов, вместе сотворить спектакль своим опытом, знаниями, культурой", - сказал в беседе с журналистами Туминас. Ранее в интервью РИА Новости он сообщил, что хочет назвать спектакль не "Онегин", а "Татьяна", та Татьяна, русская душою, которую "надо возвысить, надеть ей заслуженную корону". Еще Достоевский писал: "...Татьяна глубже Онегина и, конечно, умнее его... Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы..." "Но я решил все-таки остаться последовательным, и если у меня спектакль - "Маскарад" Лермонтова, "Ревизор" Гоголя, то и Пушкину надо оставить его название "Евгений Онегин". Я согласен с Достоевским, который писал об Онегине, что этот "искатель мировой гармонии, прочтя проповедь Татьяне и поступив все-таки очень честно", дав урок - властвовать собою, "отправился с мировою тоской своею и с пролитою в глупенькой злости кровью на руках своих скитаться по родине, не примечая ее и кипя здоровьем и силою, восклицать с проклятиями: "Чего мне ждать, тока, тоска!" Онегин, как и Чацкий, ничего не хотят делать, а с усмешкой и иронией взирают вокруг, вместо того чтобы пойти и послужить, не прислуживаться, а послужить для дела, для Родины. Вот и Онегин не служит, а ждет мировой души. Это самые страшные сегодня люди. Они не способны любить, а только разрушать". - сказал Туминас. Сергей Маковецкий, который играет уже повзрослевшего, много повидавшего в жизни Онегина (молодого исполняет Виктор Добронравов), считает, что его персонаж ничего не создал, не приобрел, но хочет, чтобы его любили, чтобы заполняли его пустоту. "Мы все, чем бы ни занимались, требуем любви и уважения. А за что, что мы сделали? В душах - пустота. Почему мы довели себя до такого состояния. Исследовать эту пустоту интересно", - сказал Маковецкий. Как всегда в создании спектакле принял участие композитор Фаустас Латенас, которого Туминас открыл для Москвы и который сегодня очень востребован столичными театрами. "Моя задача и моя цель здесь была - быть добросовестным переписчиком нот Шостаковича и Чайковского. Добросовестно и с любовью сделать то, что подходит к решению Туминаса", - сказал Фаустас. В спектакле занято около 30 артистов театра разных поколений. Это народные артисты Юлия Борисова, Людмила Максакова, Сергей Маковецкий, заслуженные - Галина Коновалова, Владимир Вдовиченков, Юрий Шлыков, а также Виктор Добронравов, Ольга Лерман, Василий Симонов и другие. Автором сценографии выступил лауреат Национальной премии Литвы Адомас Яцовскис, художник по костюмам - лауреат Госпремии России Мария Данилова.
респект: http://www.youtube.com/watch?v=V_8hAHXKPH4 TVCenter Ирина Купченко. Без свидетелей. http://www.youtube.com/watch?v=V_8hAHXKPH4 Опубликовано 28 Фев 2013 г. "Обыкновенное чудо", "Без свидетелей", "Одинокая женщина желает познакомиться", "Забытая мелодия для флейты", "Приходи на меня посмотреть" -- фильмы с участием Ирины Купченко не сходят с экранов уже не один десяток лет. О личной жизни актрисы известно мало. Ее первым мужем был художник Николай Двигубский. Как она с ним познакомилась и почему развелась? В 1970 году Ирина пришла работать в Театр имени Вахтангова. Там она встретила своего второго мужа -- Василия Ланового. Когда они познакомились, ему было 37, ей - всего 23... Они уже больше сорока лет вместе, у них двое сыновей. "Саша и Сережа. Они были так названы не случайно, это Пушкин и Есенин. Слава Богу, они не пошли по актерским стопам", -- говорит Лановой. Конечно, в их семье не всегда царит штиль, бывают там и самые настоящие бури. В этом однажды убедилась актриса Лия Ахеджакова -- коллега и друг семьи. Что такого "компрометирующего" знает о Василии Семёновиче Ахеджакова? И как Ирина Петровна сглаживает конфликты в семье? Об этом они сами расскажут в нашем документальном фильме. Своими историями также поделятся Андрей Михалков-Кончаловский, Людмила Максакова, Римас Туминас, Екатерина Двигубская и другие.
респект: http://www.1tv.ru/news/culture/236551 03 июля 2013, В Москве отметили лучшие театральные работы сезона 8 номинаций - и каждая на вес золота. В московском театре имени Вахтангова вручили "Хрустальную Турандот". Она завершила театральный сезон и подвела его итоги. Церемония прошла уже в 22-й раз под неизменным девизом "Призы - лучшим, праздник - всем!". И как обычно была полна сюрпризов. http://www.youtube.com/watch?v=stnRecVQR5E Эту театральную премию называют самой непредсказуемой. До последнего момента неизвестны не только имена победителей, никто не знает даже номинантов. А за 22 года хрустальная статуэтка принцессы Турандот неоднократно меняла свой облик. Менялись и ведущие премии. В этом году в образе капризной принцессы - Нонна Гришаева, за кулисами она выдаёт актрисе Галине Коноваловой секреты предстоящей церемонии. Услышать хрустальный вердикт как всегда пришли представители столичной театральной элиты. Все как один говорят: "Турандот" - премия любимая, и потому так дорога каждому артисту. "Здесь такая домашняя хорошая обстановка, режиссеры и актеры здесь достойны, поэтому браво, браво", - говорит актер Сергей Безруков. "Это настоящая актерская премия, и она очень красивая, она дорогого стоит, как говорится, ей гордятся актеры, когда её получают", - отмечает актриса Светлана Немоляева. "Это же все профессиональные премии, поэтому признание коллег глубоко приятны для профессионалов", - признается актер Валерий Гаркалин. В этом году церемонию открывала самая почетная номинация - "За долголетнее и доблестное служение театру". Её вручили Алле Демидовой. Награду актриса посвятила своим поклонникам. "Раньше я премию получала из-за мамы, я понимала, что мама будет очень рада. Потом в среднем возрасте эти премии получаешь, чтобы всюду пускали, чтоб узнавали, а сейчас эти премии получает зритель, это ваша премия", - сказала Алла Демидова. А дальше одни сюрпризы. Сразу две награды у спектакля Театра Пушкина "Добрый человек из Сезуана": Юрий Бутусов - за лучшую режиссуру и Александра Урсуляк - за лучшую женскую роль. Кстати одной премией в этой номинации не ограничились. Вторую статуэтку получила Ольга Прокофьева за свою роль в спектакле театра Маяковского "Дядюшкин сон". "Я играла женщину которая патологически хочет счастья своему ребенку, мне это очень близко", - признается Ольга Прокофьева. За лучшую мужскую роль отметили актера Алексея Верткова в спектакле "Москва-Петушки" Сергея Женовача. Премию за лучший дебют взяла Евгения Дворжецкая - Констанция в "Трех Мушкетерах" Российского академического молодежного театра. Впервые была вручена премия в новой номинации "Лучший мюзикл". Здесь победу одержал "Граф Орлов", уже давно покоривший московских зрителей невероятной музыкой и масштабностью постановки. Настоящим триумфатором церемонии стал худрук театра Вахтангова Римас Туминас, его спектакль "Евгений Онегин" признали лучшим в этом году. "Хрустальную Турандот" режиссер получает уже в четвертый раз. "Там нерв человека, там и любовь, и жизнь, и зависть, и жажда, и справедливость, и желание - все это вошло не только в спектакль "Евгений Онегин", оно вошло и в меня, в жизнь", - отмечает режиссер, худрук театра им. Вахтангова Римас Туминас. Олег Табаков в успехе Римаса Туминаса не сомневался, пришел на церемонию с подарком для своего друга и коллеги. Подарок, но уже для зрителей, подготовила и Турандот-ведущая - станцевала страстное танго. А после по традиции объявила о закрытии московского театрального сезона, напомнив артистам, что уже через два месяца им вновь предстоит выйти на сцену и завоевать главную награду - аплодисменты зрителей.
респект: http://www.1tv.ru/news/techno/1418 16 января 2009 Народный артист СССР Василий Лановой отмечает 75-летний юбилей. Репортаж Екатерины Качур. http://www.youtube.com/watch?v=Qih-drZNjJo В 75 лет он по-прежнему делает сальто назад и летает на люстре под визг изумленных зрителей. Ничего удивительного, говорит Лановой, ежедневная утренняя зарядка и закалка военного детства. Вася Лановой один из первых в нашей стране увидел наступающих немцев. Они шли в 41-м непрерывной колонной через его украинское село. Один потехи ради выпустил автоматную очередь у мальчика над головой. Семилетний Вася побледнел, помолчал, а потом еще много лет заикался от шока. Помогла актерская работа над речью. Над первой своей ролью в фильме "Аттестат зрелости" Василий Семенович смеется до сих пор: жуткий украинский акцент, сегодня за такую речь своим студентам поставил бы двойку. Но украинскими корнями актер гордится. И с нежностью вспоминает любимого деда. Василий Лановой, народный артист: "Он посадил меня на лошадь. Я кажу: "Диду, а де седло?" - "Нема седла, о так кируй". Потом спустя много лет, он посмотрел "Анну Каренину", там у нас в селе, в Стрымбе, и когда я приехал, он говорит: "Васыль, бачишь, о как я тебе не учив голую сракую ездыты на кобылы, ныкого бы ты графом не став. Вот не став бы ты графом!" От принцев и графов в кино и театре не было отбоя, но своей самой любимой ролью Лановой всерьез считает отдыхающего в кинофильме "Полосатый рейс". Василий Лановой, народный артист: "О-О-О! Там сзади потянули ниточкой за волосы, которые привязали к кусту, они стали дыбом и на этом роль кончилась. Великое достоинство". Роль так коротка, что нет права на ошибку. Лановой вообще никогда не терпел разгильдяйства, уверяют режиссеры. Павку Корчагина он сыграл в двадцать два. На съемках этого фильма у актера и режиссеров Алова и Наумова закалялась своя сталь - в -30 они строили декорации железной дороги и снимали самые сложные эпизоды. Только Лановой, уверяют авторы картины, мог создать такого Павку - неистового, трогательного, возвышенного. Владимир Наумов, режиссер: "Это интеллигентный актер - тоже очень важный момент. Мы в то время увлекались такими, знаете, увальнями всякими, простонародными лицами, говорками. В нем была такая строгая, если брать рисунок, энгаровская интеллигентность и контур!" Василий Лановой воплотил на экране лучших героев советской эпохи. На нем фантастически сидела офицерская форма. И его лицо, волевое и одухотворенное, заставляло зрителя гордиться нашей страной. Римас Туминас, художественный руководитель театра имени Вахтангова: "Он великий романтик, он последний из нашего поколения романтизма. Это великолепный рыцарь". Сегодня великий романтик Лановой играет премьеру - спектакль, поставленный для него и к его юбилею "Последние луны". Трагическая роль старика, уходящего от родных в дом престарелых. Критики называют его работу блестящей. А коллеги-актеры говорят: мэтр верен своим идеалам - чуток, внимателен к партнерам и бесконечно требователен к себе. К юбилею всенародно любимого артиста Первый канал покажет документальный фильм "Василий Лановой. И страсть, и слeзы, и любовь". Он выйдет в эфир сразу после программы "Время".
респект: http://ptj.spb.ru/archive/55/happy-moscow-55/zdes-isejchas/ Февраль 2009 г. ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Владислава Куприна У. Шекспир. «Троил и Крессида». Театр им. Евг. Вахтангова (Москва). Режиссер Римас Туминас, художник Юлиан Табаков В 1623 году вышло первое фолио Шекспира. Тексты в нем были аккуратно разделены на три группы: хроники, трагедии и комедии. Но с одной пьесой приключилась забавная история. Сначала «Троила и Крессиду» засунули в раздел «Трагедии», потом подумали и поместили в «Комедии», но наверняка спорили, не отправить ли ее в «Хроники» — пьеса была на «историческую» тему. Современники Шекспира не очень хорошо понимали степень реальности героев гомеровского эпоса. Настоящие ли это были люди или выдуманные, тогда никто особо не задумывался. У этой неприкаянной пьесы почти нет сценической истории. Ее мало ставили в Европе, но было у нее одно счастливое десятилетие. В шестидесятые вдруг начался бум постановок. После того как развеялось счастье победы и всеобщий духовный подъем обернулся всеобщим душевным кризисом. Когда настало время подвести итоги первой половины двадцатого века. Ее начали ставить в то самое время, когда абсурдизм в Европе перестал быть тяжким уделом избранных и стал общим местом, когда скепсис и презрительный взгляд на род человеческий стали чуть ли не нормой социального поведения. Если сегодня «Троила и Крессиду» дать почитать студенту первого-второго курса, скрыв авторство, то он наверняка отнесет пьесу к двадцатому веку. Причин для такого взгляда множество, а режиссер Римас Туминас поставил спектакль, в котором ясно различим наш двадцать первый век. В. Добронравов (Ахилл), С. Епишев (Патрокл). Фото из архива театра Пространство, придуманное художником Юлианом Табаковым, совсем не походит на поля Троянской войны. Высвеченный холодным скупым светом кусочек суши, зажатый между плещущимся морем (шум прибоя навязчиво сопровождает действие) и глубокой темной пустотой. В глубине свалены шезлонги, школьные парты, мешки, туго набитые чем-то, пустые рамы, отколовшаяся голова античной богини — с этими идеальными строгими линиями, с огромными глазами, верно, уже столетия глядящими вдаль. Белесый, словно присыпанный известкой мир. В углу торчит одинокий бетонный фонарь. Неожиданно и странно появляются тут то троянские, то греческие воины. Худенькие и маленькие рядом с этими большими предметами. Короткие туники цвета слоновой кости у греков и обожженной меди у троянцев, открывающие мощные мужские ноги, перетянутые кожей плетеных сандалий. Мизансцены, тонко прорисованные в пространстве, с острыми углами локтей и коленей, хранящие память о рисунках на греческих вазах. В невероятном и ошеломляющем поначалу контрасте с этим строгим и изысканным миром существуют люди. Точеный минимализм разрушается при малейшем соприкосновении с их голосами, мыслями, действиями. Красота исчезает, блекнет, отступает перед натиском жизни. Греческие вожди удобно расположились под стенами Трои. За семь лет, прошедших с начала осады, они тут неплохо освоились. В уютных белых махровых халатах, благостно расслабленные, с вальяжным достоинством они несут на своих посеребренных головах позолоченные венки — шествуют на очередной военный совет. Закатывают подведенные томные глаза, мягкими изящными жестами выказывают несогласие друг с другом, поджимают губы в снисходительной и недоуменной улыбке. По очереди выступают с пафосными речами, сопровождая их хорошо отрепетированными величественными жестами. Страсть и интерес загораются в глазах только от звуков собственного голоса. Нестор Александра Граве, трясущийся от старости, заходится в пароксизме собственного геройства и, обессилев от мысли, что он сам ответит на вызов Гектора, опускается на руки соратников. Каждый готов разрыдаться или упасть в обморок от своего мужества, от красоты и складности собственных слов. Тот факт, что женщин в этом мире почти нет, что это война, — совершенно незаметен. Греки изнеженны и ухоженны. Завитые волосы, струящиеся туники. Они почти неотличимы друг от друга. Разве что Улисс — Олег Макаров считает себя много умнее других, и оттого его презрительная улыбка чуть более презрительна, Агамемнон — Анатолий Меньщиков наделен большей властью, и оттого его пренебрежение еще более пренебрежительно, а раздражение от суеты вокруг чуть менее сдержанно. Обезличенные пафосом и позерством велеречивые пустышки по иррациональной логике вселенной управляют и миром и войной, двигают историю. Парис — Олег Лопухов, с которого все и началось, фигура не просто невзрачная, но до смешного жалкая и бессмысленная. Его слова гораздо больше, чем он сам. Выкрикивая их, он подпрыгивает, голос от напряжения срывается на визг, шея вздувается, к концу любой своей бестолковой речи он почти без сил. Женственное лицо с вздернутыми бровками сморщивается в жалостливую гримаску. Но Парис твердо усвоил, что все великое должно быть большим и громким. Видимо, этим и обусловлено всеобщее обожание Елены. Когда Елена появляется, все впадают в истерическую деятельность. За секунду в пустоте вырастает пьедестал, на который водружается пустая рама. Елена грузно поднимается и становится собственным парадным портретом. Застывшая огромная красавица, разбухшая и студенистая. Пресыщенное тело, страдающее от обжорства, одышка, голос осип от излишеств, пудры столько, что Елена задыхается. Невольная слеза течет по щеке от переполняющего ее сознания собственной красоты. Мария Аронова играет существо, впитавшее все слова, всю молву о себе. Она живой символ этого оцепеневшего от бесконечного бездействия и самолюбования мира. Гипертрофированные формы совершенно пусты. Нет даже намека на душу. Елена Прекрасная — это пустота, вторящая себе, любующаяся собой и отражающая самое себя. Она суть этого мира, изуродованного ложным пониманием красоты, долга и чести. И именно из-за этой Елены идет война. «А кто ж у нас сегодня на поле боя-то?» — без особого интереса и с юморком сипит Елена. Война — ежевечернее, надоевшее, но рейтинговое шоу, которое кормит и приносит популярность. За совершенно физиологичной и прямой картиной торжества этой безмерной плоти встает страшное режиссерское обобщение. Едва слышная, но мощная метафора. Пьедестал вдруг смутно и тревожно напоминает плаху, а застывшая холодная полуулыбка Елены и взгляд, вперившийся в темноту, похожи на безмолвное и злобное пророчество. Туминас задает и держит сложную театральную игру. Все немного преувеличено и отстранено. Между актером и персонажем есть ироническая дистанция. А вот герои Греции и Трои относятся к себе предельно серьезно. Их жизнь проходит на подмостках, публичность каждого их движения есть залог существования. Они ведут себя так, словно все время под наблюдением фотокамер, вернее, под пристальным взглядом поэтов, которые опишут их славные деяния и величественную жизнь. Они страстно и истово отдаются правилам и нормам этого лучшего из миров. Не играют с ним, не приспосабливаются, а гораздо хуже — являются его полноценной и полноправной частью. Маска давно вросла в лицо, социальное стало духовным. Никакого отстранения Ахилла от образа Ахилла в стане греков и в помине нет. Оставаясь один, он наверняка точно так же принимает изящные позы, следит за осанкой и красиво тянет ножку. Не быть, а казаться. На «быть» нет ни сил, ни времени, потому что «казаться» нужно постоянно, ярко и эпатажно. Ты герой, пока занимаешь верхние строчки таблоидов. Неделю провалялся в своей палатке — и все: зажглась новая звезда. В этом мире нельзя долго почивать на лаврах. Так как геройство мнимое, то и слава эфемерная. Скорбный пупс Аякс Евгения Косырева, нелепый, толстый и розовый, уморительно смешон в своих попытках казаться настоящим героем. Он все время в стороне, опасливо наблюдает за Ахиллом, мучительно ему завидует и мечтает о славе. От старательности потея и высовывая кончик языка, копирует Ахилловы геройские позы, примеряет на себя образ. Он обиженно сопит в ответ на постоянно и демонстративно выказываемое ему пренебрежение и готов расплакаться от неудачи своих попыток — дискобол в его исполнении вот-вот завалится под тяжестью собственного веса, а нежные пухлые складочки и ямочки его тела никак не хотят походить на каменные мускулы кумиров. Но чтобы стать тут героем, нужно просто оказаться в нужное время в нужном месте. Аякса назначают на роль героя, поскольку капризы и злоба Ахилла всем осточертели. Чаша терпения сильных мира сего переполнилась, когда Улисс, посланный уговорить-таки Ахилла ответить на вызов Гектора, выходит из палатки с разбитым носом: герой ни с кем не хочет разговаривать, он отдыхает. Пресыщенный славой и самодовольный Ахилл Виктора Добронравова — ярчайшее проявление всеобщего инфантильного нарциссизма. Он беспрестанно любуется своим отражением в глазах поклонников. Главная психологическая характеристика общества дана в предельно ясной и точной зарисовке. Изящно наклоняясь, Ахилл поднимает плоский камушек и запускает по воде, «лягушка» долго шлепает, заставляя восхищенного Патрокла (Сергей Епишев) все больше округлять глаза, а подглядывающего Аякса все сильнее выворачивать шею. Так герой демонстрирует свою доблесть и ловкость. Война продолжилась и Троя пала лишь потому, что Ахиллу показалось: упал его рейтинг… Когда Агамемнон со свитой гордо дефилируют мимо Ахилла, нарочито его не замечая, тот мечется обиженным ребенком, злобится и судорожно трет пятку. Ахилл принимает судьбоносное решение пойти-таки на поединок с Гектором, дабы его не сбросили окончательно со счетов. Война как таковая вынесена за скобки. Всего пару раз за спектакль пронесутся по сцене троянцы. Мальчишки, прячущиеся за огромными щитами, подкрадутся к столу, на котором приготовлены закуски для военного совета греков, и шкодливо пописают на виноград и вино. То, что там, на поле боя, реальность смерти, — никого не волнует. В этом ухоженном и расслабленном мире правит философия, которая гласит, что несчастья нет, смерти нет. Античный гламур заявляет: ко всему надо относиться с юмором, быть успешным и убежденным в своей правоте. Безликие, гибнущие где-то там толпы в расчет не берутся. Запредельно эгоцентричные герои спектакля не поднимают глаз вверх. Убежденность в пустоте небес позволяет этим людям не замечать нависшую над их головами гибель: в мрачной пустоте над сценой — гигантский таран на уже проржавевших тяжелых цепях. Тупая, но огромная сила, чутко реагирующая на любое прикосновение. Ближе к финалу таран все более активно будет участвовать в делах человеческих. В какой-то момент упрется острием в живот вот-вот готовой родить Андромахи. У этой обезбоженной вселенной есть еще и голос. Мычание или же рев-скрежет разносятся над оглохшим и ослепшим миром, словно что-то усталое и ржавое пытается напомнить о себе, напугать: так небо откликается на ярость, ненависть, жажду крови, все чаще звучащие к финалу спектакля, под кружение или раскачивание тарана. Слуга и шут Терсит (Юрий Красков) — единственный, кто знает про это воплощение вселенной, словно он завис меж двумя мирозданиями. Он служит сразу двум господам, Аяксу и Ахиллу, и сразу двум мирам. Прихихикивая, сластолюбиво втягивая слюну, он похлопывает себя руками по бокам, нетерпеливо подпрыгивая, весь словно подбираясь в радостном предощущении мерзости. Он изрекает гнусности, делая после каждой коротенькую, но многозначительную паузу. Он дзанни этого изуродованного пространства, идол которого война. Его печальные лацци лишены света и радости. Поглаживая таран, успокаивая, он ставит ведро и начинает доить его. Война — корова-кормилица. С тем, кто умеет ее доить, она ласкова и дружелюбна. Е. Крегжде (Крессида), В. Симонов (Пандар), Л. Бичевин (Троил). Фото из архива театра Заглавные герои спектакля юные Троил и Крессида (Л. Бичевин и Евгения Крегжде) только что в этот мир шагнули. Вроде бы обещанная история любви остается лишь обещанием. У Туминаса — это рассказ о привыкании, о деформации. Они горячи и стремительны. Для них все происходящее истинно, они искренне верят пафосным речам, слова, давно мертвые в устах других, звучат для них убедительно и прекрасно. Крессида так истово, взахлеб декламирует обывательскую бабью мудрость, словно произносит революционное воззвание. Юношеский максимализм, вера в то, что мир таков, каким и должен быть, до поры до времени оберегает их от полного перерождения и делает обаятельными… еще не куклами, но все же зверушками. Они и не замечают, как мир берет их в оборот. Любовная клятва Крессиды — по сути молитва о неверности. Троил так увлекается собственным переживанием чувства, что оставляет невесту в момент расставания одну, безропотно отдавая ее грекам. Мир напрочь утратил чувство реальности, лишился природы. Эти дети не знают, как любить. Для того чтобы им соединиться — нужен сводник. Многоопытный Пандар берется устроить все в лучшем виде. И стыд этой обговоренности, публичности их свидания (Пандар со слугой в сторонке читают книгу, подглядывая одним глазком за успехами молодых) сковывает и мучает. Они стоят растерянные, на негнущихся ногах, с открытыми для поцелуя ртами и в ужасе глазеют друг на дружку. Крессида знает, что надо дразнить и лукавить, Троил — что нужно показать мужество и силу. Приблизительное знание о том, как надо себя вести в подобных ситуациях, в действии выглядит феерически смешно. В итоге Пандару приходится чуть ли не силой запихивать этих двоих на подготовленное ложе. Когда же на утро выясняется, что Крессиду нужно вернуть грекам, это не встречает почти никаких препятствий. Надо, так надо. Все выстраиваются в сложную скорбную композицию и распевают пошленькие стишки: «Бедное сердце, зачем страдать…». Троил не преминул упасть в мнимый, но хорошо сделанный обморок. Они безропотно принимают всеобщие правила. Боль будет неожиданной и почти невыносимой, потому что никто им не объяснил, что она в принципе бывает. Жгучая боль предательства в буквальном смысле будет выламывать Троилу суставы. В надежде унять ее он начнет подпрыгивать, пытаться вытянуться в струнку, стать изваянием и прогнать слишком человеческое из слабой и ненадежной души. Смешная девочка Крессида в тот самый момент, когда ее обменяли на неизвестно кого и неизвестно зачем, вдруг почувствовала свою непомерную значимость. Из очаровательного доверчивого, искреннего и неуклюжего ребенка сотворили диву. В полупрозрачном вечернем платье, покачиваясь на пуантах, это эфирное создание вплывает в стан к грекам. Ее зацеловывают до головокружения, размазывают красную помаду по лицу, заласкивают словами. Борьба с собой, мучительная дрожь, страх будут совсем недолгими. От обещаний, от грезящейся сладости нового положения неокрепшая девчоночья душа быстро окаменеет. Пандар в исполнении Владимира Симонова приспособился, пожалуй, лучше всех. Он, истинный поэт, свой дар пристроил к войне и употребил на сводничество, а артистизм, обаяние, шелковые интонации, мягкую улыбку, летящие руки, изысканную фантазию, все богатство своей натуры — приспособил к делу. Высокородный Пандар так же дорожит своей шкурой и торгуется с войной, как и Терсит, как и все прочие, но он сумел сделать это не грошовой пародией на поэмы о богах и героях, видимо изучаемые в средних школах античного мира, а исполненным красоты и таланта творческим актом. Он явно понимает этот мир чуть больше остальных, и потому палитра его приемов гораздо более красочна. Но этот путь истинно талантливого человека мало чем отличается от всех прочих бездарно, но радостно прожитых на этой войне жизней. Единственное, что позволил ему режиссер, — это открыть и завершить историю лукавыми стихами. В финале Пандар застегнет ошейник на слуге, потащит его за собой на авансцену и станет отчаянно походить на беккетовского героя из «В ожидании Годо». Ласково улыбаясь залу, он будет деловито проклинать всех будущих людей. Проклятье вместо катарсиса, ведь на трагедию «Троил и Крессида» Туминаса и не претендует. Героя нет, «быть или не быть» нет и, уж конечно, нет трагической вины. Все вопросы бытия отброшены, человек счастливо свободен от собственной экзистенции. В ранней юности позволяет сделать своей душе пару инъекций, чтобы не чувствовать, не любить, не видеть и не слышать. Комедией этот спектакль тоже не назовешь. Это не улыбка, а гримаса, не смех, а усмешка, горькая и нервная. Видимо, для сегодняшнего дня это все же Хроника и реальность этих персонажей не подлежит никакому сомнению. Проклятье, предугаданное в улыбке Елены, звучит набатом в финальной сцене. Пьедестал обернулся плахой, пустой заброшенный берег — кухней, где с остервенелыми лицами и греки, и троянцы, сбившиеся в кучу, мертвые и живые, по какому-то механическому и суетливому порядку шинкуют капусту, сбрасывают в котлы. Деловитость кухни тут же оборачивается деловитостью морга. Под прицелом холодного, скользящего с небес луча со стола сбрасывают ошметки, укладывают тело Гектора, делая его пищей для стервятников… В этом обезличенном мире вдруг начинаешь различать жертв, и становится жалко погибающих бессмысленно и неожиданно людей. Жалко Патрокла. Огромный, слишком живо реагирующий на все происходящее, кокетливо прикрывающий ладонью вечно округленный красный рот и хлопающий длинными ресницами, он стоит теперь недоуменно, застыв в густеющем сумраке, пронзенный стрелой… Очередной памятник богу или герою. Потомки разберутся.
респект: http://dubinsky-photo.livejournal.com/36979.html январь 2013 ПРИШЁЛ, УВИДЕЛ, СОХРАНИЛ! Фотодневник Дмитрия Дубинского Репетиции "Евгения Онегина", режиссёр Римас Туминас.
респект: http://www.newizv.ru/culture/2009-09-07/114130-tragedija-solnechnogo-sveta.html «НИ» за 7 Сентября 2009 г. Трагедия солнечного света. ОЛЬГА ЕГОШИНА. Римас Туминас открыл чеховский сезон столицы премьерой «Дяди Вани». Репетиции «Дяди Вани» были омрачены слухами, жалобами, недовольствами. Министр культуры Александр Авдеев лично посетил прогоны спектакля, чтобы удостовериться, что с классикой литовский варяг обращается должным образом. Премьера собрала всю интеллигентную Москву: пришли коллеги – режиссеры кино и театра, актеры, политические деятели. Спектакль Вахтанговского театра поднял планку чеховского сезона в столице на высоту малодосягаемую. Князь Нехлюдов у Толстого обычно видел свою предполагаемую невесту в «лунном свете», и она казалась ему и свежа, и красива, и умна, и естественна. Но бывали несчастливые дни, когда он видел Мисси в «солнечном свете» и тогда замечал каждый взбитый волосок прически, слышал каждую фальшивую интонацию ее речи. Героев «Дяди Вани» режиссеры чаще видят в свете лунном. Недаром в легендах театра остался неотразимый дядя Ваня – Борис Добронравов. А в лучшей и самой любимой из постановок на моей памяти – «Дяде Ване» Льва Додина на сцене жили, страдали, объяснялись в любви и ненависти, поразительно значительные, прекрасные люди, из тех, которых природа и Бог создают по отдельным формам, а потом разбивают образец. Римас Туминас в своей вахтанговской постановке взглянул на действующих лиц «Дяди Вани» при беспощадном солнечном свете. Усадьба Войницких в спектакле Театра Вахтангова – настоящий медвежий угол, откуда три года скачи, никуда не доскачешь. Разномастные стулья, заваленный инструментами верстак, выполняющий обязанности обеденного стола, пыльное пианино с отбитой ножкой, кушетка, поставленная к залу ободранной спиной… Пространство наводит на мысль не столько об обедневшем помещичьем доме, сколько о разорившемся театре, в котором бестолково свалены остатки реквизита: портал из какой-нибудь костюмной пьесы, каменный лев на заднем плане – откуда-то из Лопе де Веги. В ободранном, обобранном пространстве обитают подозрительные чудики, практически каждый из которых придумал себе имидж и в нем живет. Нянька (Галина Коновалова) – в белом пудреном парике, в митенках, с розой в седых буклях: ни дать ни взять сумасшедшая барыня из «Грозы». Доктор Астров (Владимир Вдовиченков) явно воображает себя брутальным ковбоем из какого-нибудь боевика. Профессор Серебряков (Владимир Симонов) щеголяет манерами провинциального трагика: поставленный голос оралы, заученные благородные жесты и гусиный шаг премьера, выходящего на аплодисменты. Чеховские персонажи пообносились и понизились в социальном статусе. Понятно, что никаким профессором Московского университета этот Серебряков никогда не был – разве преподавал в какой-нибудь харьковской школе. Да и Елена (Анна Дубровская) – молодая женщина явно не из столичной консерватории и не из пансиона благородных девиц. «В жизни не видел женщины красивее», – вздыхает дядя Ваня-Сергей Маковецкий, любующийся Еленой. И вам немедленно становится его бесконечно жаль: неужели эта уездная тигресса, принимающая заученные позы и хлопающая накладными ресницами, – и впрямь лучшее, что в этом медвежьем углу появлялось? Режиссер выстроил острые, гротесковые рисунки ролей, наполнил спектакль фарсовыми эпизодами и эстрадными лихими номерами. Лихо швыряет Вафля за спину чайные ложечки из стаканов. Отчаянно бьет чечетку Астров, объясняя свою любовь к лесам. А с Еленой влюбленные мужчины и вовсе не церемонятся: чуть что заваливая на спину. Соня и Маман срифмованы в своей безнадежной пылкой страсти: у одной к Серебрякову, у другой к Астрову. Актеры Вахтанговского театра играют смело-комедийно, с вызывающей гротесковой яркостью, которая долго казалась несовместимой с чеховской акварелью. Однако от этого шутовского эксцентрического мельтешения драма чеховских персонажей отнюдь не теряется, а становится, если угодно, только безысходнее. В лунном свете можно обольщаться, что, повернись жизнь по-другому, ты был бы Шопенгауэром или Достоевским, а любимая женщина просыпалась бы у твоей груди, разбуженная грозой. В беспощадном солнечном очевидно – никакие мечты героев никогда не имели шанса сбыться. «Я хочу, чтобы вы меня уважали!» – обратится Елена к Астрову… И так понятно, что никогда не найдется на этой земле человек, который будет ее уважать. Никогда этой Соне (Мария Бердинских) не попадется мужчина, который разглядел бы за ее неуклюжими стародевическими повадками юную девушку. Никогда не встретится женщина, способная полюбить недотепу дядю Ваню, который так тоскует по нежности и любви. Мобильный, яркий, наполненный музыкой и броскими, почти эстрадными номерами спектакль Римаса Туминаса, возможно, одно из самых беспросветных прочтений Чехова последних лет. Среди карикатурной графичной манеры, в которой созданы другие персонажи, дядя Ваня Сергея Маковецкого – портрет маслом, любовно выписанный рукой мастера. Его дядя Ваня стал центром и оправданием вахтанговской постановки и одним из лучших Войницких русской сцены. В дяде Ване Сергей Маковецкий создал вариант вечного неудачника, старой девы мужского пола: немолод, помят, принижен. Искренне признается и в своей зависти к профессору («какой успех у женщин!»), и в своей ненависти к нему (вышел в отставку и никому не известен, никто о нем не пишет!). И эта зависть, и эта ненависть – тоже жалкие, убогие, ничтожные – оборотная сторона собачьей преданности мужу покойной сестры. Недаром дядя Ваня все норовит вытянуться перед ним навытяжку. Дядя Ваня ухаживает за Еленой с такой суетливой неумелостью застарелого холостяка, что понятно, что даже на необитаемом острове супруга профессора не увидит в нем мужчину. Объясняясь в любви, он путается в своих подтяжках, неумело расстегивает воротник рубашки и лезет на Елену в самый неподходящий момент. Брезгливо помогая ему застегнуться, Елена бросит через плечо: «Это же противно, в конце концов!» В финале дядя Ваня почти физически страдает от осознания, что ему 47 лет и прожить он сможет еще пару десятилетий («скажем, если я доживу до 60»), а чем заполнить эти годы? Как их вытерпеть? Трагично, когда человек, который мог бы стать Шопенгауэром, вынужден всю жизнь заниматься продажей муки и творога; горько, когда жизнь избранника не складывается в судьбу. В спектакле Вахтанговского театра внятно звучит другое: ужасна жизнь человека, который не способен ни к чему, кроме торговли творогом, но мучается в этой своей обделенности. Катастрофа, когда жизнь, по чеховскому выражению, «отсасывает крылья». Но и жизнь человека, рожденного бескрылым, не менее страшна. Римас Туминас не прочерчивает свои мысли курсивом (иногда кажется, что он вообще избегает их договаривать), но вахтанговская премьера заставляет думать о вещах бытийственных. Потому каждый хоть ненадолго, но ощущал себя пасынком – дядей Ваней, осознавая, что «все люди на земле – приживалы у Господа Бога».
респект: http://www.nedelia.lt/sama-zhizn/16460-rimas-tuminas-ya-dissident-segodnyashnego-dnya.html 4 мая 2010 Р.Туминас: "Я - диссидент сегодняшнего дня" Недавно в Литве прошли гастроли Московского театра им.Е.Вахтангова, руководит которым известный литовский режиссер Римас Туминас. Режиссер провел конференцию на delfi.lt, где поделился своими планами и На вопрос посетителей портала о том, какой министр культуры нужен Литве, режиссер ответил: "Непартийный. Некоторые министерства пусть находятся в ведении партий, но сферы охраны окружающей среды, просвещения, культуры должны быть свободными от политики. Есть замечательные люди, понимающие важность культуры и способные сформулировать программу, но они непартийные. Повторю, здесь не должно быть политики". По словам Р.Туминаса, он хочет познать человека, его природу: "Я похож на землекопа, ищущего драгоценные камни глубоко под землей. Найду, положу на сцену, актеры наведут глянец… Потом наше произведение отнимают и продают. Я - диссидент сегодняшнего дня, я его не знаю, не понимаю. Меня питает XIX век, его начало, он - в голосах моих предков, они живы, надо только вслушаться". По мнению режиссера, строгая цензура необходима: "Ее не надо пугаться, ведь только так можно сохранить менталитет нации, ее ценности, уничтожаемые середнячками. Необходима внутренняя цензура, отбор. Может, прав был Гумилев, утверждая, что когда нация созревает, когда она проявляет себя, ее объединяет не территория и не язык, а мечта. Так было в советское время - люди сохранили хребет, стремясь к мечте. А сегодня все мы живем только планами. Как говорит герой одной пьесы: старики мечтают, а молодежь планирует…"
респект: http://novaya.com.ua/?/articles/2010/06/02/113333-8 02.06.2010 Маковецкий приехал в Киев с дядей Ваней (наш фоторепортаж!) Ирина Миличенко, газета «Новая» С двухдневными гастролями столицу посетил знаменитый Театр им. Евг. Вахтангова. Сергей Маковецкий, Людмила Максакова, Владимир Вдовиченков и режиссер Римас Туминас привезли нашумевший спектакль «Дядя Ваня». - Мы себя чувствуем у вас не хуже Рокфеллера, - похвастались актеры журналистам. Сергей Маковецкий обрадовался, что снова дома, но от этого чувствует еще более высокую ответственность. - На спектакль ведь обязательно придут родственники, спросят, какой ты из себя, покажи, что умеешь. Режиссер театра, заметив, что все актеры курят, сказал, что вредные привычки своих подопечных лишь культивирует. - Я не запрещаю своим актерам, тем более что сигареты - это инструмент режиссера. Вот если бы мы травку курили, тогда можно было бы говорить. Все стали поздравлять Маковецкого с тридцатилетием работы в Театре Вахтангова. - Я вот ехал и думал, стоит ли мне говорить, что на самом деле юбилей у меня будет лишь 1 июля. Актеры остались довольны летнем Киевом, в свободное время планируют посетить Андреевский спуск и Киево-Печерскую лавру. Сразу после Киева, театр отправится на гастроли в Одессу. фото: Александра Дроздова
респект: http://newtimes.ru/articles/detail/4910/ 31.08.09 В саду у «Дяди Вани». Черникова Юлия Немного солнца в темной воде.Режиссер Римас Туминас постоянно попадает в истории: то на его «Горе от ума» попросит контрамарку Путин и подивится нешкольному прочтению русской классики, то министр культуры спасет от увольнения. Но Туминас умеет и сам создавать истории. The New Times побывал на репетициях спектакля «Дядя Ваня», премьера которого состоялась 2 сентября О «Дяде Ване», которым открывает сезон театр им. Вахтангова, кое-что уже известно. Римас Туминас, являющийся не только режиссером спектакля, но и художественным руководителем театра, устраивал в мае открытые репетиции. Среди других посетил их и министр культуры Александр Авдеев. Министр тогда оказался под перекрестным огнем жалоб, отправленных из театра. Часть труппы жаловалась, что плохо с Туминасом, а другая (как уточняли потом — боїльшая, лучшая и вообще несколько более благородная часть) жаловалась в ответ, что будет плохо без него. В итоге Туминас остался на месте, а репетиции продолжились как ни в чем не бывало. Возникло даже впечатление, что все произошедшее Туминас не очень-то и заметил. Так бывает с большими режиссерами: ломающие-ся вокру-г них копья они считают досадным недоразумением, а сами тихо и упрямо делают свое дело. Тишина, конечно, обманчива — так обозначается способность вызывать вокруг себя небольшие цунами. Да-да-да Актер Владимир Вдовиченков с легкостью спрыгивает с гигантской сцены вахтанговского театра в пустой и темный зал. «Здравствуйте, — громко говорит он в воздух, — такая странная тишина, все в порядке?» Это пока не слова роли, хотя и в спектакле они звучали бы, вероятно, очень эффектно. Туминас молчит и кивает, стряхивая пепел от сигареты в хрустальную пепельницу на режиссерском столике. Вдовиченков подсаживается рядом и начинает увлеченно высказывать накопившиеся за ночь соображения по поводу своего персонажа (врача Астрова). Туминас кивает и что-то тихо добавляет. «Мне кажется, я понял, — слышен только голос Вдовиченкова, — он возвышает и опрокидывает эту боль. Это момент прорыва. Он очень жестоко с ней обходится, это попытка не пожалеть». — «Да-да-да, — Туминас говорит приглушенно и как будто бы устало, хотя репетиция только началась. — Ну хорошо, идите», — мягко приглашает он актера обратно на сцену. Примерно так проходит и остальная часть репетиции. Туминас иногда прерывает игру, неспешно забирается на сцену, где его уводит к себе то один, то другой актер, и делает скупые замечания, в то время как актеры машут вокруг него руками, зачитывают куски ролей и предлагают друг другу (например, Соня из первого состава — Соне из второго состава), что можно улучшить. На вопрос, специально ли он остается в тени, Туминас отвечает привычно: «Да-да-да». «Актеры не должны сразу все понимать про свою роль, они поймут потом. Сейчас такой интересный период: они делают маленькие открытия, и это очень приятно. Так все и должно быть, поэтому я просто говорю «да-да», хотя, выйдя из театра, могу порадоваться — наконец-то! Все происходит именно «нечаянно», я не претендую на чужое. Ваши открытия есть ваши». На дне Даже по нескольким сценам «Дяди Вани» — спектакль и на последних перед премьерой репетициях все еще продолжают изобретать — уже угадываются очертания шедевра. Туминас — мастер глубоких визуальных метафор (впечатление от них усиливают его постоянные соавторы — художник Адомас Яцовскис и композитор Фаустас Латенас). В «Горе от ума», например, озябшие персонажи грелись о колокольню Ивана Великого, которая одновременно была русской печью, и задыхались от валящего из нее едкого дыма Отечества. В театральном эпосе «Троил и Крессида» бессмысленная и бесконечная резня между греками и троянцами (а заодно и резня любой войны вообще) оборачивалась изощренной кулинарной сценой: воины сосредоточенно и зло рубили на огромных столах кочаны капусты, похожие на человеческие головы. В «Дяде Ване» накал страстей не то чтобы меньше, но он как будто прикрыт защитной пленкой. Действие происходит не у всех на глазах в центре античного храма, как в «Троиле и Крессиде», а скорее в его подсобке, чулане, в общем, там, где и протекает настоящая (всегда немного пыльная) жизнь. «Мы привыкли, что Чехов драматичен, — рассказывает Туминас, — но у него всегда есть затаенный праздник. Я предлагаю рассматривать Чехова как сказочника, через сказочную фабулу: жили-были. Жил-был дядя Ваня, и его никто не любил. Мы все вышли из дяди Вани, человека, который так и не осознал своего трагического положения и не разучился любить окружающих его людей, – вся культура вышла, русская литература, театр. Если его поместить в нашу жизнь, он бы не пристроился. Вокруг много таких непристроившихся к жизни — кто-то спился, кто-то заболел, кто-то не выдержал и покончил с собой, а кто-то так и остался, смирился. Что будет, когда они уйдут? Я как-то хочу смягчить эту жестокость, поэтому и говорю о сказке. Это, наверное, помощь себе и всем, чтобы отодвинуть наши беды, наши болезни, даже нашу смерть: играя, создать мир иллюзий. Мне кажется, пьесы Гоцци, Гольдони ставят, когда понимают и ощущают беду. В таком ключе надо рассматривать и Чехова. Его земля, его глубина драматична, но мы делаем вид, что это легкий сказочный материал. Это как смот-реть в реку: мы любуемся водой, она течет, мерцает. На дне происходит какая-то борьба, что-то темное, неприятное, но мы любуемся поверхностью. Вот и я предлагаю полюбоваться мерцанием, отражением той жизни, которая внизу, не приглашая опускаться на дно. Для этого есть мы — режиссер, актеры, но быть с нами рядом не стоит. Давайте любоваться тем, что мы знаем». Не уйти от любви Нелепого, неуклюжего, неприспособленного к жизни, но бесконечно трогательного дядю Ваню играет Сергей Маковецкий. Играет удивительно, изумляя даже режиссера: «Его не надо направлять, что-то ломать, он такой. Это попадание. Он очень своевременный. Я, к сожалению, старых мастеров видел только фрагментарно, в записях, но за последние годы — я не о своем спектакле, я об актере — это самый удачный, самый раскрытый дядя Ваня. Человек, который везде терпит неудачу, но, в отличие от остальных, умеет любить. В этом трагичность души — он не может порвать с любовью». Актер Маковецкий на репетициях тоже что-то объясняет режиссеру, прогуливаясь с ним под ручку по сцене. Тот привычно соглашается, но большинство открытий актер, похоже, уже сделал. В его дистиллированной игре, как в капле воды, действительно вполне различимы и темная жизнь дна, и обманчивое солнечное сияние. Впрочем, всегда есть место для «нечаянных» импровизаций — в одну и ту же реку, как известно, нельзя войти дважды. Даже если эта река — Чехов.
респект: http://www.fotobank.ru/editorial/FB23-0992/221.html На праздновании 90-летия театра им. Е.Вахтангова, Москва, Россия, 17 октября 2011. Хрустальный бал “Хрустальной Турандот". Дубинский Дмитрий.
респект: http://www.teatral-online.ru/news/5062/ Журнал № 11 (88) Ноябрь 2011 Против течения. Галина Коновалова. К 90-летию Театра Вахтангова актриса Галина Коновалова и журнал «Театрал» продолжают серию очерков о вахтанговцах. Все, кто бы ни писал о Юлии Борисовой, обязательно начнут свою статью, рецензию, заметку – все что угодно – со слов о том, как в Вахтанговский театр в таком-то году из училища была принята девушка – очень полненькая, с ярким румянцем, с толстущей косой до пояса, и как потом эта толстенькая краснощекая девушка превратилась в такую элегантную и утонченную королеву сцены. Но что делать с этим клише, что делать с этой «вводной частью» каждого повествования, где вспоминается «начало пути» (как пафосно!) этой замечательной актрисы (что всем известно и с чем никто не спорит) и этой удивительной, ни на кого не похожей женщины – Юлии Борисовой? Два разных человека Обычно сыгранные роли, сама атмосфера кулис незаметно, неотвратимо накладывают на артиста неизгладимый отпечаток этакого «актерства». Невольно, даже против своего желания, актеры и в жизни начинают немного играть, то и дело «представляя что-то». У Юли все иначе. Она на сцене и она в жизни – это два совершенно разных человека. И дело тут не в том, что за долгие, долгие годы ее пребывания на сцене (почти всегда триумфального!) к ней не прилипло ничего театрального, премьерского. Будучи (говоря старомодным языком) примадонной театра, главной героиней, она сумела сохранить и трепетное отношение к сцене, и некоторую неуверенность в себе (что свойственно только очень одаренным людям), и поразительное чувство влюбленности в партнера – словом, все то настоящее, что отличает боль иного артиста от тех, кого сейчас так щедро называют звездами. Она не звезда. Она актриса. И тут мне хочется сказать главное: как, став по-настоящему большой актрисой, актрисой до мозга костей и неожиданно совершенно изменившись внешне (откуда вдруг появились лебединая шейка, осиная талия, профиль камеи?), она не утратила редких человеческих качеств. Всем людям театра, от мала до велика, известно, что такое получить главную роль (особенно для начинающей актрисы). Так вот, на заре туманной юности, в далекие 1950-е годы недавней выпускнице Щукинского училища «повезло» – ей доверили прекрасную роль Эпонины в «Отверженных» по Гюго. И надо же такому случиться: выясняется, что она ждет ребенка! Что сделала бы в подобном случае почти любая молодая актриса? Ответ очевиден. А Юлия, не задумавшись, отказывается от роли… И в результате выигрывает – рожает замечательного, голубоглазого, светловолосого мальчика, ставшего впоследствии ее радостью, гордостью, подарившего ей двух прекрасных внучек и целый «коллектив» великолепных правнуков, а вернувшись в театр, успешно играет свою Эпонину на равных правах с другой актрисой! Нравственное благородство Юлии Борисовой в наш прагматичный (если не циничный) век вызывает не только восхищение, но даже некоторую оторопь. «Борисова лучше» Будучи необыкновенно горячей и самоотверженной матерью, она являла собой и уникум дочерней любви. Никогда не забуду, как вернувшись из больницы, где она целый день просидела у постели больной матери, и отыграв первый акт «Марии Тюдор», где она, естественно, играла главную роль, Юля срывала с себя королевские одежды, порываясь мчаться обратно в больницу в испуге, что не дозвонилась в очередной раз в палату. Слава Богу, звонок состоялся, и она смогла вернуться на сцену. Я намеренно делаю акцент на исключительных человеческих качествах моей, смею сказать, долголетней и обожаемой подруги, потому что сценические ее работы достаточно освещаются как в прессе, так и в театроведческой литературе. И тем не менее она как-то гордо не поддалась упоению своей славой, громким овациям и всеобщему восхищению, осталась не просто скромной, а как бы отстраненной от этой театральщины, от этих, хотя и очень искренних восторгов, осталась по сей день, по сей час человеком высоких принципов, самых горячих привязанностей и глубокой веры в свое предназначение. Не хотела писать о творчестве, о сыгранных ею ролях, но не могу удержаться. Вспоминаю, как после премьеры «На золотом дне» по Мамину-Сибиряку, где Юля блистательно сыграла роль Анисьи, в прессе появилась статья очень своеобразной и скупой на похвалу Серафимы Бирман (знаменитой актрисы и театрального деятеля), где она с восхищением писала о двух равно невероятных сценических явлениях – роли Анисьи и ее исполнительнице. А вот высказывание известного и старейшего артиста МХАТа Василия Топоркова: «Все говорят: «Ах, Мария Гавриловна Савина, ах, ах». Но ведь на сцене никто из вас ее не видел и могу сказать: Борисова лучше». К этим двум отзывам и прибавить нечего. Однако прибавлю свое личное, незабываемое впечатление от некоторых шедевров Борисовой – ее дуэта с Юрием Яковлевым в «Насмешливом моем счастье» Малюгина, ее Вальки-дешевки в арбузовской «Иркутской истории» и, наконец, от лебединой песни Рубена Николаевича Симонова – «Варшавской мелодии», где без слез вспомнить Юлию не могу. И последнее… То, что сотворил с Островским блистательный Петр Фоменко в спектакле «Без вины виноватые», где каждая роль – бриллиант и где в этом созвездии сверкает Юлия.
респект: http://www.teatral-online.ru/news/5542/ Журнал № 01 (90) Январь 2012 Новый год на Старом Арбате. Галина Коновалова. Актриса Галина Коновалова и журнал «Театрал» продолжают серию очерков, посвященных 90-летию Театра Вахтангова. Обычно в этой рубрике мы говорим о легендарных артистах и режиссерах, составивших славу Театра Вахтангова, но в праздничные дни мне хочется сделать небольшое отступление и рассказать о том, как вахтанговцы встречали Новый год. Встречи Нового года в нашем театре всегда были торжественными. К событию готовились заранее, тщательно составлялась программа, обсуждался список гостей. В итоге к полуночи в здании на Арбате собирался весь цвет московской интеллигенции. Например, приходили граф Алексей Толстой, полярник Папанин, вечно лохматый поэт Михаил Светлов. Сейчас это покажется странным, но в дотелевизионную эпоху никто даже не мыслил встречать этот главный праздник где-нибудь на стороне, вне театра. С осени шились вечерние платья, долго репетировали новогодний капустник. И наконец в нашем «желтом фойе» (в годы войны оно было разбомблено) водружалась огромная елка, наряжать которую разрешалось только избранным. После вечернего спектакля артисты под звуки оркестра входили в освещенный нарядный зал и занимали заранее обозначенные места. Нам, первокурсникам школы при Театре Вахтангова, были отведены самые дальние столы. Но то, что мы встречаем год вместе со всеми, считалось огромной честью. И готовились мы к этому вечеру не меньше, чем другие артисты. «Снимай туфли» 31 декабря вечером моя лучшая подруга Нина Никитина приехала ко мне домой, чтобы вместе отправиться на этот первый бал. Когда моя мама увидела Нинин туалет, то шепотом спросила: «Она в таком виде пойдет в театр?» Одеяние моей подруги и в самом деле было экстравагантное. Платье было сшито из какой-то атласной материи розового цвета с поперечной оборкой, широкие рукава с воланами спускались от локтя к ладоням, какой-то невообразимый пояс стягивал ее бесподобную талию, а сверх этого была небрежно накинута шаль. Вид действительно желал лучшего, но было ей восемнадцать лет. И была она необыкновенно хороша. Я же, в отличие от Нины, была в скромненьком синем платье, в лакированных туфлях на низком каблуке. …В театр пришли вовремя. Гости шумно заполняли зал, все сияло, и все были необыкновенно нарядны. До сих пор помню Мансурову в чем-то роскошно-бархатном, Русинову в бледно-желтом шифоне, Вагрину в черном обтянутом платье с рукавами, отороченными мехом. Ну и мы, скромно пробирающиеся к своему столику. Вдруг зазвучал вальс… Я с кем-то перемолвилась приветствием и не заметила, как исчезла Нина. Но в тот же миг она подлетела ко мне со словами: «Снимай скорей туфли, он пригласил меня на танец, а у меня туфли на высоких каблуках! Я и так выше него…». «Почему вы не танцуете?» Не раздумывая я сбросила свои «лакировки», и так как туфли Нины были мне велики на два номера, осталась стоять у стенки в одних чулках, ошеломленная, растерянная, но очень гордая за подругу. Еще бы! Только вошли – и сам Рубен Николаевич Симонов пригласил на первый танец. Не важно, что пригласил не меня, главное, что одну из нас! Так и простояла бы у стеночки с чужой обувью в руках, если бы не увидела, как ко мне движется кто-то огромный, ошеломляюще элегантный. Это был самый красивый человек не только нашего театра, но и всей Москвы – Дима Дорлиак. Он умело заслонил меня от всего зала, тихо спросил: «Почему вы стоите одна и не танцуете?» Он первым понял всю нелепость моего положения и, бросив все соблазны, пришел мне на помощь… В этом был весь Дима! Я, конечно, его прекрасно знала, ведь мы сто раз любовались им на репетициях «Человеческой комедии», где он был несравненным Люсьеном де Рюбампре, но сейчас, в этом зале, он обратил на меня внимание. Он все время был со мной, пока Нина блестяще вальсировала с Симоновым. Подождал, пока она, возбужденная успехом, не вернулась ко мне, подождал, пока я не надела свои туфли, и только тогда пошел на свое место, к своему столу, где его давно ждали бесчисленные поклонницы. Кстати, Дима происходил из семьи обрусевших французов. Мать его – Ксения Николаевна Дорлиак – в прошлом была знаменитой певицей, а к 1940-м годам стала профессором пения в Московской консерватории. Помню, как степенно проходила она мимо наших театральных окон в окружении благоговейных учениц. И всегда, кроме учениц, ее сопровождала дочь (сестра Димы) – Нина Дорлиак. В ту пору она была еще совсем юной девушкой, но уже очень красивой и уступала брату разве что в росте. Впоследствии Нина Дорлиак тоже стала превосходной камерной певицей (а по сей день известна, конечно, и как супруга Святослава Рихтера). «Оставьте графин» Я нарочно начала свои воспоминания с довоенных лет, поскольку позже в Вахтанговском театре случилась встреча Нового года, которая, думаю, запомнилась на всю жизнь тем, кто ее пережил. Речь о военном голодном и страшном времени, когда коллектив театра в полном составе был эвакуирован в Омск. Сказать, что мы голодали, – это ничего не сказать. Более жутких условий представить себе невозможно. Но вот наступал канун 1942 года, и все уже понимали, что такого теплого праздника, как раньше, у нас не будет. Во-первых, идет война и тут не до веселья, а во-вторых, катастрофическая нищета, и вряд ли театр сможет накрыть хотя бы самый скромный стол… Но вдруг приходит невероятное известие – местный обком партии приглашает к себе вахтанговцев для «совместной встречи Нового года». Никто толком не знал, как это все будет происходить, как будут рассаживать, какая программа и, главное, как будут кормить. И вот все мы, принаряженные, входим в огромный зал, где накрыты столы, и кто-то из хозяев приглашает занимать места, не стесняться, чувствовать себя как дома. Мы, еще стоя у стеночки, взглянули на столы и обомлели. Это был не просто довоенный стол, а скорее – дореволюционный. Он ломился от всевозможных салатов, колбас, сыров и рыбы во всех видах – от заливной и копченой до всякой севрюги и нельмы. Это была сказка. Голодные вахтанговцы не могли поначалу ни произносить тосты, ни благодарить хозяев: все ели. Но праздник этот омрачался мыслью о том, что в это самое время, когда мы здесь пируем и наслаждаемся, дома сидят голодные семьи: у кого – дети, у кого – родители… Эта мысль настолько угнетала, что мы даже не могли как следует поесть, чувствуя себя, как это ни смешно, виноватыми перед оставшимися дома детьми или родителями. И тут мы начали потихоньку класть в сумочки все то, что «плохо лежит» - куски хлеба, сыра, колбасы – то, что легко было спрятать… Увлеченная этим постыдным занятием, я неожиданно услышала голос солидного старца – официанта обкомовской столовой – который, нагнувшись, вежливо обратился к моей соседке: «Гражданочка, вы бы хоть графинчик оставили». И тогда я увидела, как она с трудом запихивает в свою сумку графин с водкой. Я ее не осудила! В ту голодную, 40-градусную, морозную ночь я с ужасом понимала, что этот графинчик водки мог спасти ее больного голодного сына. Ведь поменяв эту драгоценную водку на молоко, хлеб, не говоря уже о картошке и луке, можно было прожить целый месяц. Эта встреча Нового года (помимо «обжорства») осталась в памяти всех еще и тем подчеркнутым гостеприимством, которое оказал нам Омск. Ведь в ту пору город был заполнен эвакуированными (и первый мед, и авиационный завод и сотни (!) других крупных учреждений Москвы). Вообще говоря о почти трехлетней жизни в Омске, меньше всего вспоминаются бытовые трудности. Казалось бы, голод и холод не могут способствовать «творческому подъему». А вот в жизни, как видите, все случается совсем по-другому. И вспоминаются не ночные очереди за хлебом, не пресловутые коптилки, которые нам заменяли не только электричество, но и керосиновые лампы; а вспоминаются потрясающие репетиции готовящихся спектаклей, творческие диспуты между режиссерами Симоновым, Охлопковым и Диким, наши разинутые рты, слушающие эти потрясающие творческие разногласия великих режиссеров, наш восторг от прогона знаменитого «Фронта» в постановке Симонова с гениальным Диким в роли генерала Горлова; вспоминается замерзший Иртыш, где надо изо всех сил пробить маленькую лунку, откуда набрать хоть полведра воды для того, чтобы на коромысле дотащить эту драгоценность до дому (обычно это делалось рано утром) и, схватив на ходу кусок хлеба, бежать в театр, где тепло, светло и главное – так интересно. Вот этого забыть нельзя.
респект: http://www.teatral-online.ru/news/6143/ Март 2012 Он влез в гримерку по водосточной трубе… Нина Архипова «Театрал» продолжает рассказ о легендарных вахтанговцах. «Два веронца». Юрий Любимов – Валентин. 1952 г. Фото: Из архива театра Вахтангова В Театре Вахтангова на 27 марта назначена премьера спектакля «Бесы» в постановке Юрия Любимова. В последний раз выдающийся вахтанговец работал в этих стенах почти полвека назад. Теперь история замкнула круг: Любимов вернулся в свою альма-матер. И хотя это всего лишь «разовый проект» и впереди режиссеру предстоит работа в Большом театре, многие от «Бесов» ждут какого-то откровения… Традиционно рубрику «Легенда сцены» ведет актриса Галина Коновалова. Однако на недавних гастролях она сильно простудилась и для мартовского номера передала перо своей подруге Нине Архиповой – замечательной актрисе Театра сатиры, чей творческий путь тоже начинался на вахтанговской сцене. «Театрал» желает своему постоянному автору скорейшего выздоровления, а сейчас – слово Нине Николаевне. Сила, свобода и напор – Мы, молодежь Театра Вахтангова, проводили отпуск в Сочи. Недавно только кончилась война. Наши ребята – Володя Этуш, Володя Шлезингер, Лариса Пашкова, Юра Любимов были молоды, спортивны и полны замыслов. Казалось, что и вся последующая жизнь будет такой же солнечной, как это июльское небо, и такой же бурлящей, как шум прибоя… Во всяком случае, у Юры Любимова все так и сложилось. О том, что ему предначертано стать непростой, одиозной фигурой в театре – было понятно уже в ту пору. Я помню строгие заседания в Театре Вахтангова, когда бесконечно разбирались важные идеологические вопросы. На дворе – сталинская эпоха. И даже первые артисты труппы – Цецилия Мансурова или, например, Елизавета Алексеева, заметно волнуясь, выступают на собраниях. И вдруг вскакивает Юрка и тоже высказывается. Причем так смело, конструктивно и дельно, что на лице у старших вахтанговцев можно прочесть удивление. Некоторые переглядываются: какой решительный молодой человек! И мы всегда знали, что если нужно разобрать какой-то «молодежный» вопрос, то надо обратиться к Любимову: «Юра, может быть, ты?» Надежда была только на него. За ним и сила, и свобода, и напор. Когда его назначили на роль Бенедикта в спектакле «Много шуму из ничего» (а до него эту роль блестяще играл Рубен Симонов), многие удивились такому назначению. И вдруг оказалось, что Любимов не только смелый трибун, но и многогранный артист, ведь его Бенедикт не очень-то уступал симоновскому Бенедикту, а в чем-то был даже лучше, ярче, интереснее. Юра прятался за зеркалом Однажды у нас были гастроли в Одессе – на сцене знаменитого оперного театра. Юра в спектаклях не был занят, но так совпало, что в те же дни под Одессой снимался в кино. Шел спектакль, я сидела в гримерке, ждала своего выхода, и вдруг слышу непонятный шорох за окном: словно кто-то ползет то ли по карнизу, то ли по водосточной трубе. Открываю штору и вскрикиваю от испуга. Оказывается, это Юра Любимов залез на третий этаж. А дело в том, что он был влюблен в мою приятельницу (тоже артистку) и не хотел, чтобы об этом знали другие, ведь артистка была замужем. Но тут в коридоре раздался шум – участницы спектакля возвращались в свои гримерки. Я растерялась, но Юра быстро шмыгнул за большое напольное зеркало и простоял там какое-то время, пока артистки ни разошлись. Кстати, среди них не было его пассии, поэтому, едва гримерка опустела, он вскочил на подоконник, вцепился в водосточную трубу и пополз вниз. «Сейчас милиция тебя схватит…» А вот еще один эпизод. Несколькими днями ранее другая артистка нашего театра рассказала мне в самолете, что тоже влюблена в Юру. И всю дорогу описывала то, как развивается их роман. Старалась говорить тихо, но попробуй шептаться, когда гудят турбины. Да и чувства настолько ее переполняли, что она в красках рассказывала: вот, мол, сейчас в аэропорту он будет встречать ее с цветами. И вдруг замечательный актер Горюнов, который сидел впереди нас, повернулся и сказал: «Больше никогда в жизни рядом с вами летать не буду. Мало того, что не могу уснуть, да еще и вынужден находиться в курсе ваших личных дел». Но Горюнов был надежным интеллигентным человеком и, конечно, не стал бы разбалтывать наши секреты. Прилетели – Юра не встречает… Может, задерживается на съемках? Артистка была в недоумении. Не знаю, как долго она еще таила надежду на роман, но я довольно скоро поняла, что между ними все кончено. Теперь хочу вернуться в гримерку Одесского театра: Юра влез по водосточной трубе для того, чтобы увидеть Елену Измайлову. Конечно, как сотрудник театра, он мог легко зайти через служебный вход, но не сделал этого лишь потому, что избегал встречи с этой артисткой, которая летела со мной в самолете.Вскоре с Еленой Измайловой они поженились. Но сделали это тайно и без шумихи: расписались в загсе, а потом отметили это событие у меня в гостях. Их брак, как известно, продержался недолго. Но вообще к Юре всегда тянулись прелестные женщины. Однажды (это еще до его женитьбы на Измайловой), мы целой компанией шли по улице. И рядом с Любимовым была девушка, которая стала его задевать: – Вот ты никогда мне цветы не даришь. – Я не дарю?! – Да, да, всем девушкам молодые люди дарят цветы, а я от тебя ничего не получила. В ту же секунду он, чтобы снять эту претензию, вскочил на клумбу. Мы при этом закричали: – Юрка, ты с ума сошел, сейчас милиция тебя схватит. Но была бесшабашная молодость. Он собрал целый букет, вернулся и протянул девушке. Виктор. «Иркутская история». 1959 г. Своеобразный ультиматум Он всегда держался естественно – и когда выходил на сцену, и когда играл в кино, и когда общался с друзьями. Причем мне всегда казалось, что Юре тесно в существующих рамках, его душа требует высокого полета (хотя Театр Вахтангова в ту пору был, несомненно, лучшим в Москве – куда уж выше?). Но Юрию стало тесно в театре – он начал преподавать. И со своим актерским курсом поставил тот самый спектакль «Добрый человек из Сезуана», который почти полвека являлся визитной карточкой Театра на Таганке. Что творилось на первом показе! Публика просто цепенела от восторга, ведь наконец-то на отечественные подмостки прорвалась авангардная эстетика. Наверное, в последний раз нечто подобное зрители видели в 1920-е годы на спектаклях Мейерхольда. Только теперь к Мейерхольду добавился Брехт и, конечно, вахтанговские традиции. Но все вместе это рождало новую театральную стилистику, имя которой – «Таганка». Кстати, с этим спектаклем Любимов стоял перед выбором – ехать на целину или перейти в хиленький Московский театр драмы и комедии на Таганке. И здесь снова проявился крутой характер Юрия Петровича. Он выдвинул московским властям своеобразный ультиматум: дескать, берется работать в Театре драмы и комедии, но при условии, что ему разрешат в корне обновить репертуар, распрощавшись со многими артистами. Он не хотел разбирать старые конфликты, а знал, что любое дело надо начинать с нуля. Как это ни странно, власть пошла ему на встречу, и он вскоре снял все спектакли, за исключением одной комедии. С Юлией Борисовой. «Две сестры». 1957 г. Ученый дрожал перед Любимовым А потом на «Таганку» хлынули зрители. Началась новая жизнь, рассказывать о которой нет смысла: все знают историю легендарного театра. Но вспоминаю свои ощущения: я ведь бывала там, как своя. Словно между делом приходила после спектакля в любимовский кабинет. И вдруг замечаю однажды, что веду себя не так, как все. Например, приехал какой-то крупный ученый и буквально дрожит перед Юрием Петровичем – относится к нему, как к светилу… Кстати, интересные при этом были взаимоотношения с Людмилой Целиковской, на которой Любимов в ту пору был женат. Когда я разговаривала с ней отдельно, она рассказывала, сколько всего она делает для театра и вообще, по ее словам, своим успехом «Таганка» обязана именно ей. Но появлялся Юра и рассказывал ровно то же самое, хотя при этом подчеркивал, что всего он добился сам. И когда супруги были вместе – вокруг создавалась напряженная атмосфера, поскольку они бесконечно спорили о том, кто из них сделал для театра больше. С его супругой Каталин, насколько я знаю, таких споров никогда не возникает. Она заняла совершенно иную позицию: оставаясь в тени, всячески помогает своему великому мужу… И напоследок. Многое написано о тех бесчисленных цензурных комиссиях, которые одолевали «Таганку» в советское время. Попасть на закрытый показ спектакля было действительно невозможно. Но однажды мне и еще двум артисткам удалось. Мы явились в театр рано утром, Юра пустил нас на бельэтаж, где мы спрятались под сиденьями. И вот пришла в зал грозная комиссия (кстати, люди там были не менее зубастые, чем и сам Юрий Петрович) – потребовали проверить зал: нет ли посторонних. Один дядька поднялся в бельэтаж, но, к счастью, нас не заметил. Начался спектакль о поэтах, погибших на войне. После этого мы осторожно выползли и смотрели, разинув рот. Для меня это было одно из сильных театральных впечатлений, но и немалый осадок оставило начавшееся потом обсуждение. И то, как Юрий Любимов отвечал на вопросы цензоров, и то, как отстаивал свою работу, – достойно восхищения. Таким я его прежде не знала…
респект: http://www.kp.ru/daily/25858/2825861/ 28 Марта 2012 «Бесы» Любимова стали ответом Таганке. Анна БАЛУЕВА 94-летний режиссер представил свой первый после прошлогоднего скандала спектакль Уже не на Таганке, а в Театре им. Вахтангова. Премьера состоялась 27 марта, в День театра. А накануне мы побывали на генеральном прогоне. Репетировал Любимов с актерами Театра Вахтангова ровно два месяца. Это феноменально короткий срок, даже если учесть, что «Бесы» для Юрия Петровича не новый материал. Впервые он их поставил 28 лет назад в Лондоне, потом - в других столицах Европы. Теперь вот - сцена Театра им. Вахтангова, на которую много-много лет назад, сразу после войны, Любимов выходил актером. Теперь своих «Бесов» он посвятил Таганке и ее взбунтовавшейся труппе. Наверняка его бывшие актеры отнесутся ревниво к этой его постановке - но это все второстепенно. Главное, по мнению Юрия Петровича, что роман Федора Достоевского звучит сегодня, как предупреждение - для страны, для мира и для каждого из нас. Спектакль идет без малого четыре часа. В центре сцены - пианист за роялем. Музыка (от «Петрушки» Стравинского - то с трагическими, то с ерническими темами - до «Марсельезы» и двух наших гимнов: «Россия - священная наша держава» и «Боже, царя храни», словно спорящих друг с другом) - она в спектакле едва ли не самостоятельный герой. Любимов и называет эту постановку концертным исполнением. Форма оправдывает и статичность простых декораций. На заднике - лорреновский «Пейзаж с Ацисом и Галатеей». Из реквизита - стулья да транспаранты над головами беснующихся. Да, и еще дождь, и зонты - тоже сквозные атрибуты «Бесов». Спектакль явно нужно смотреть дважды. Один раз - как произведение Достоевского, в котором каждую фразу текста хочется удержать, примерить к себе. Второй раз - как произведение Любимова, расставившего в романе свои акценты, нашедшего словам свои образы. Сценография здесь тоже любимовская. Что до героев, то постановка - настоящий бенефис Евгения Косырева. Его капитан Лебядкин - феерический, отталкивающий и необыкновенно привлекательный. Он смешит и пугает. Он - как зеркало, и саркастические реплики Достоевского («Россия есть игра природы, а не ума») в его исполнении особенно значимы. Лебядкин затмил даже скучновато-манерного Ставрогина (Сергея Епишева хотелось как-то растормошить), все бесовство которого - лишь замах на инфернальность. Зато сестра Лебядкина - уж бесноватая, так на совесть! У Марии Бердинских по воле режиссера получился убедительный, скомороший до патологии персонаж... P.S. Никто и не сомневался, что Любимов не уйдет просто так, что его ответ будет доказательством его феноменальной состоятельности - творческой, личностной, какой угодно. Он по-прежнему способен заткнуть за пояс многих, кто вдвое, втрое младше. На репетициях он, кажется, единственный, кто помнит каждую роль назубок - никаких скидок на возраст. А что? 94 года для Юрия Любимова - это время нового витка творческой карьеры. Сейчас он работает над следующей постановкой - опера «Князь Игорь» выйдет в конце года в Большом театре. Кроме того, сотрудничать Юрия Петровича приглашают еще два театра. И уж совсем по секрету: в театральной среде говорят, что Юрий Петрович еще выйдет сам на сцену - как актер... Спектакль гордого человека: Юрий Любимов поставил «Бесов» Любимов – это, безусловно, феномен, интересный для антропологов. Вчерашним вечером я утвердился в мысли, что конфликт таганской труппы с мастером был более объективным явлением, чем скандал на гастролях в Чехии. Режиссер перерос коллектив, который исчерпал гормон роста – и физического, и морального. Сам же мастер не только переполнен энергией, как и многие десятилетия назад, но сумел выйти за рамки собственных изобретений. Как режиссеру мне хорошо известно, какие адовы усилия необходимо приложить, чтобы отечественные актеры были точны в рисунке роли и в интонациях. «Бесы» Любимова – это торжество психологической и геометрической точности. Ритм задает рояль, вокруг которого и вертится карусель событий, вихрем сменяющих друг друга. Колоссальная победа Любимова еще и в том, что он умудрился не попасть в ловушки, расставленные его же выдающейся стилистикой: постановщик соблюдает баланс брехтовского остранения и психологического переживания, его актеры следуют партитуре «кукловода», но имеют возможность показать глубину собственной индивидуальности. Другое дело, что талант не купишь в магазине в «развес»: уровень исполнителей оказался неровным. Публика бала потрясена работой Евгения Косырева (капитан Игнат Лебядкин), который продемонстрировал филигранное мастерство истинного комического артиста. На его фоне весьма блеклым и скучным оказался главный герой Ставрогин (Сергей Епишев) – его спасали лишь высокий рост и фантазия Любимова. Леониду Бичевину (Липутин) выпала самая опасная с точки зрения возможных последствий роль «мерзавца», шпионящего за всем городом: ведь каждый взрыв аплодисментов после нехитрого филологического приема может круто изменить биографию молодого артиста (единому в одном лице автору инсценировки и режиссеру-то что: в 95 лет сухари и жесткая кровать даже полезнее). На этом актуальные аллюзии не заканчиваются: собственно «бесы» (члены преступной ячейки) весь спектакль ютятся под дрожащим транспарантом «У наших». Но тут уж - все претензии к Федору Михайловичу: именно так он назвал соответствующую главу своего романа (Нострадамус, как говорится, нервно курит в углу…). Однако главное открытие проницательного режиссера – это толпа, она же – «общество», оно же – коллектив! В сравнении с его духовным убожеством, с его преступлениями, с его дьявольской круговой порукой – идеалистические мечты «бесов» - просто детский лепет! Главный герой постановки Любимова – это агрессивно послушное большинство», сначала мирно сидящее на втором плане, а потом беснующееся с транспарантами. Его лицемерие, его корпоративная травля инакомыслящих, его мещанское убожество – вот где самое страшное неверие и богоотступничество. Любимов создал не бытовой спектакль, а греческую мистерию, где главная трагедия это гибель не актера, а хора. В начале 80-х Любимов уже ставил «Бесов» в Англии, и спектакль получил огромное признание (королевскую награду вручал сам сэр Джон Гилгуд – легендарный актер шекспировского репертуара), однако, он был совсем другой. Достоеды – это литературный этнос, который сложно понять вне Бермудского треугольника под названием «Россия». Поэтому вчерашнюю премьеру и актеры, и зрители воспринимали не как спектакль, а как особого рода действо, в которое мы все вовлечены давно и пожизненно. Это чертов порочный круг вопросов, которые не столько неразрешимы, сколько патологически поставлены. Отчего и звучит, словно великая истина пьяный сарказм капитана Лебядкина: «Россия – есть игра природы, но не разума». Но прав был Иосиф Бродский: человечество (читай – коллектив), пожалуй, уже не спасти, но отдельного человека – можно. И вот большой художник Любимов спасает – себя и каждого отдельного, кто умеет его понять. Гордость – это жизненно важная пружина в характере творческого человека. Спектакль Любимова – не месть бесноватым «блудным сынам Таганки»: это просто новый лучик света его легендарного фонарика во тьме торжества массовой культуры. Евгений ПОНАСЕНКОВ
респект: http://www.ug.ru/article/402 27 июля 2012 года Театр имени Вахтангова попрощался, но обещал вернуться. Нила Петрова. Закрытие сезона получилось необычным. Закончился театральный сезон, закрылся на лето и Театр им. Е.Б. Вахтангова. Для одного из старейших театров Москвы прошедший сезон был знаменательным – помимо ряда громких премьер, открытия новой театральной студии названной «Первой», они отметили несколько юбилеев, среди которых и шестидесятилетие худрука, и собственное девяностолетие. Отметили не просто торжеством, на которое пригласили друзей и почитателей, а удивительной премьерой, созданной несколькими режиссерами во главе с художественным руководителем Римасом Туминасом – «Пристань». Наш фоторепортаж погрузит вас в это необычное действо. «Пристань» - как место, куда в своем долгом плавании по морю жизни пришвартовался корабль знаменитого театра, чтобы оглянуться на прошедшее, осмыслить пройденное, подвести итог, и ринуться к новым творческим поискам и открытиям. Именно этим этапным спектаклем, составленном из фрагментов знаменитых пьес, в которых в качестве бенефициантов выступили самые знаменитые и любимые корифеи труппы, театр закрыл свой сезон. И на фоне декорации, представляющей и зал ожидания какого-то порта, и условный храм, и храм вполне конкретный – храм искусств с фасадными колоннами Театра им. Е.Вахтангова, вновь пронеслись перед зрителями эпизоды жизней людей разных эпох, разных стран. За тяжелым письменным столом – Галилео Галилей из драмы Бертольда Брехта «Жизнь Галилея» (народный артист РФ Вячеслав Шалевич). Он решает сложную дилемму: настоять на своей научной гипотезе, навсегда лишившись возможности исследований или отречься от своих открытий, к которым – он знает – человечество обязательно вернется, но продолжить путь к новой науке. Философские размышления о природе компромисса сменяются инсценировкой рассказа Ивана Бунина «Благосклонное участие» в исполнении заслуженной артистки РФ Галины Коноваловой. Одна из старейших членов труппы, на сцене Вахтанговского театра она работает с 1938 года. Но кто вспомнит о возрасте, когда ее героиня, бывшая актриса императорских театров, готовится к единственному в году традиционному выступлению на студенческом бале, преображаясь из доживающей свой век старушки в блистательную, искрометную царицу подмостков. Но всему хорошему приходит конец, и триумфальное выступление с бурными проводами восторженной молодежи сменяет отъезд в холодную, вьюжную ночь. А из снежного вихря на авансцену выходит народный артист СССР Василий Лановой, чтобы прочесть любимые строки поэзии Александра Пушкина. Торжественный строй пушкинских строф, которые актер не стесняется произносить возвышенно-благородно, совсем не современно, сменяет… «Визит дамы» по пьесе саркастичнейшего Фридриха Дюрренматта. Возбужденный шум городской толпы, яркий свет – в маленький провинциальный городок прибывает когда-то изгнанная отсюда, а ныне – мультимиллионерша Клара Цаханассьян. Ослепительная, остроумная и не утратившая ироничной жизнерадостности героиня народной артистки СССР Юлии Борисовой, словно величественная царица Клеопатра появляется, восседая на паланкине, в окружении восхищенной свиты. Появляется, чтобы заключить с городом сделку: она даст городу миллион, если добрые буржуа предадут смерти ее бывшего возлюбленного и виновника былых несчастий. Жизнь – за любовь, казалось бы, давно миновавшую? Не только. Ею движет и желание поднести блюстителям морали и нравственности, когда-то покрывших ее позором, зеркало, дабы доказать их собственную растленность, ибо за деньги они готовы принести в жертву одного из них. Натура яркая и сильная, она, кажется, мечтала о мести, целенаправленно шла к ней всю жизнь. Но когда враг умирает, она испытывает не удовлетворение, а разочарование, еще не до конца осознанную мысль о том, что цель была ложной. И вновь – контраст. Саркастичную эскападу Дюрренмата, сыгранную с исключительным темпераментом и иронией, присущим обворожительной Юлии Борисовой, сменяют исповедальные интонации бунинских «Темных аллей». Печальный рассказ одинокого человека, отказавшегося от любви, от первого лица ведет народный артист СССР Юрий Яковлев. Роль возлюбленной, с которой он когда-то расстался, нечаянно встретился вновь, но испугался забрезжившей было надежды, играет молодая, но уже достаточно известная актриса – заслуженная артистка РФ Лидия Вележева. А для фрагмента из «Цены» Артура Миллера выбран отрывок, где главным героем становится торговец подержанной мебелью Грегори Соломон, воплощая которого, народный артист СССР Владимир Этуш находит точные интонации характерного трагикомического юмора и умудренности старого еврея. И кто еще может так свободно, так естественно общаться не только со своими партнерами - Александром Рыщенковым (Виктор Франк) и Верой Новиковой (Эстер), но и со всем зрительным залом, подходя к самой рампе, всматриваясь в лица публики и отдавая ей те принципы житейской мудрости, что вынес за свою нелегкую жизнь? И – вновь комедия – отрывок из «Филумены Мортурано» классика итальянского неореализма Эдуардо де Филиппо, истории о том, как многолетняя любовница, мать детей своего легкомысленного возлюбленного, используя смекалку и народную хитрость, женит его на себе, дабы дать своим детям имя. Дуэт народной артистки РФ Ирины Купченко – Филумены - и народного артиста РФ Евгения Князева – Доменико Сориано - задорен, смел, остроумен. И хотя актеры относятся к более молодому поколению, нежели солисты других эпизодов, они несут ту яркую индивидуальность, что всегда особенно ценилась вахтанговцами. И чем всегда отличалась актриса, играющая Бабуленьку из «Игрока» Федора Достоевского - главную роль последнего фрагмента «Пристани» - народная артистка РФ Людмила Максакова. Бабуленькой ее персонаж назвать никак нельзя – стильная, стройная, в папахе «ля рюс» слегка набекрень с воинственно торчащим пером. И столько в ней куража, самозабвенной азартности и жизнелюбия, что заткнет за пояс окружающих молодых людей. Так же даст фору многим молодым театрам сам театр, который в свои 90 лет ставит такие насыщенные мыслью, эмоциями, чувствами и незабываемыми образами спектакли. Да и как иначе, если в финале над корифеями нынешними, над актерами, принимавшими участие в постановке (а это – почти вся труппа), взмывают паруса, полные ветра, и на белых полотнищах – лики тех, кто создал Театр, кто принес ему славу, – Евгений Вахтангов и Юрий Завадский, Михаил Астангов и Цецилия Мансурова, Рубен Симонов, Борис Захава, Николай Гриценко. В последний день сезона труппа вышла за рамки зала, на специально построенные уличные подмостки, где параллельно со спектаклем шел концерт с участием не занятых в «Пристани» членов труппы – ведущей Юлии Рутберг, заслуженной артистки РФ, известного не только по театральным работам, но и ролям в кино Виктора Добронравова, заслуженной артистки РФ Елены Сотниковой и дебютантов – самых юных членов коллектива - совсем недавно набранной Первой Студии. Что ж, местоположение – Арбат, со свободой уличного творчества – обязывает, и потому по окончании спектакля к своим товарищам присоединяются все, дабы попрощаться со зрителями до нового сезона. А он – не за горами: 4 сентября он вновь откроется спектаклем «Пристань», знаковой постановкой Театра им. Е. Вахтангова.
респект: http://www.mk.ru/culture/article/2012/06/20/716973-teatr-nachinaetsya-s-obschagi.html от 21 июня 2012 г. Театр начинается с общаги. Марина Райкина. Для артистов Вахтанговского обустроили 287 кв. м в центре Москвы В самом центре Москвы Вахтанговский театр открыл общежитие для актеров и сделал это весьма нестандартно. Красная ленточка была, но ее никто не перерезал, а в качестве музыкального оформления прозвучала печальная песнь Нины из спектакля «Маскарад». С подробностями — обозреватель «МК». Римас Туминас. фото: Геннадий Черкасов Третья Тверская-Ямская и угол Александра Невского. — Вам на самый верх, на четвертый и пятый этажи поднимайтесь, — говорит завлит театра Людмила Остропольская. Поднимаемся. И диву даемся: а стены-то плохо оштукатурены, да и новосельем как-то не очень тут пахнет. Но... еще один пролет — и подъездная «декорация» радикально меняется. Стены выкрашены в глубокий зеленый, очень театральный цвет, на них висят афиши в багете. Открываем дверь и попадаем в общежитие, которое мало соответствует привычному слову «общага». — Диван, поднимайте диван, — слышу голос худрука Вахтанговского Римаса Туминаса. Сейчас он работает грузчиком — вместе с другими двигает мебель в одной из комнат. Смеется и продолжает: — Вот стол, стул, диван — ничего лишнего, только работой заниматься, работай над ролью. — И любовными утехами, — а это уже подает голос Галина Львовна Коновалова, самая старая (96 года), но активно работающая актриса — неунывающий ангел-хранитель театра. Вместе с ректором «Щуки» Евгением Князевым она пришла торжественно открыть этот приют комедиантов. Открыли чисто по-театральному — черноглазая актриса Маша Волкова высоким нежным голосом выводит печальную песнь Нины из спектакля «Маскарад». Песнь печальная, а событие в жизни театра и его 18 артистов — более чем радостное. — Ну что, с богом! — говорит Римас. — Радость, она у нас такая скромная радость. Наша обязанность — позаботиться о вас, и скажу, что вам, молодым, труднее сейчас жить, выживать, чем нам. Мы были чем-то обеспечены: обещаниями, очередями. Мы были социально защищены так или иначе. А вы живете без защиты, так что театр берет на себя сколько может. Не только в данный момент, но и в будущем будем помогать: рабочие места, новые репетиционные помещения будем открывать, малую сцену построим. То, что сделал наш директор, — это невозможное. Действительно, в наше время получить в самом центре Москвы 287 квадратных метров — из области фантастики, которую одолел директор Кирилл Крок. Прежде это помещение занимало общежитие Академии переквалификации работников искусства, культуры и туризма. Собственно, оно здесь и осталось, но на первых трех этажах. Это у академии не оштукатурены стены, и вообще как-то не комильфо для культурного учреждения. Зато два последних этажа, что теперь принадлежат Вахтанговскому, хоть как-то реабилитируют культурную отрасль. Здесь 14 квартир на 18 человек. Выглядит помещение так — большая общая кухня с мебелью и техникой. Из нее попадаешь в комнаты — на двух человек и на одного, чуть поменьше. В комнатах также полный набор мебели (диван, стол, стулья), встроенные шкафы, плазма с приличной диагональю на стене и вай-фай. Общих мест, кроме кухни, не наблюдается. — Когда мы получили помещение, мы полностью его переоборудовали, — рассказывает основной виновник торжества Кирилл Крок. — В каждую комнату подвели воду, канализацию — смотрите. Смотрим: совмещенный санузел и душевая кабина. Все как в добротном отеле где-нибудь в Швеции: не шикарно, но очень качественно. Но к вопросу о шикарности: цвет стен (глубокий вишневый в общих местах и светлый в комнатах) подбирал замечательный художник театра Максим Обрезков. — А кто у вас комендант? Кто будет следить за порядком? — Коменданта у нас не будет. Зачем? Все люди взрослые, каждый следит за своей комнатой, а общее помещение будет убирать уборщица, которую мы наняли. Первыми, кто обживет новенькое общежитие, будут молодые и не очень молодые артисты. Площадь распределяли не по заслугам: угол получил тот, кто подал заявление. Вот, например, Маша Волкова, исполнительница песни и роли Нины в «Маскараде». Она въезжает вместе с Володей Бельдиян и двумя кошками. — Вообще-то раньше мы на Филях снимали квартиру. Иногда вся зарплата уходила. Конечно, мы рады, что получили такую хорошую комнату. Будет возможность накопить, может быть, со временем купим квартиру. Сергей Епишев ужасно доволен — потрясающий вид из окна на Тверскую. Точнее, виден только краешек главной московской улицы, но он точно знает, что она за углом. Говорит, что еще не успел перевезти вещи (за 7 лет, что живет в Москве, накопилось много всего, особенно книг). Под Епишева, между прочим, специально и долго подбирали диван — у него рост 2 метра 4 сантиметра, в общем, артист большой — в прямом и в переносном смысле слова. — Да, здесь все хорошо, а главное — собрались артисты, много занятые в спектаклях, — смеется Римас Туминас. — Так что можно в театр не ходить, режиссеры будут сами к вам приходить и репетировать. Вышел из комнаты, сказал свою реплику и обратно. Все смеются, а Евгений Князев не скрывает, что ужасно завидует своему театру: ему Министерство культуры в свое время отказало в этом помещении для студентов «Щуки». — Но все равно я рад: это же все наше, вахтанговское. Сегодняшние студенты станут завтра артистами и приедут сюда жить.
респект: http://www.vakhtangov.ru/news/2026 4 СЕНТЯБРЯ 2012 года - открытие 92 сезона
респект: http://www.teatral-online.ru/news/7563/ 5 Сентября 2012 Римас Туминас готовит очередные постановки. Виктор БОРЗЕНКО. Открывая 92-й сезон Театра Вахтангова, художественный руководитель Римас Туминас подчеркнул, что год начинается странно и тяжело. Вечерний спектакль «Пристань» планировалось провести без участия Владимира Этуша, который накануне простудился. Из-за недомогания не было на сборе труппы и старейшей актрисы театра Галины Коноваловой, которая не только играет несколько крупных ролей в текущем репертуаре, но и ведет в журнале «Театрал» рубрику «Легенда сцены». Между тем Римас Туминас выразил надежду, что артисты скоро поправятся, а год будет счастливым и не менее успешным, чем прошлый. «Сегодня вы имеете полное право гордиться своими заслугами и каждый вечер выходить на сцену с настроением творческого счастья – счастья от того, что на наших глазах рождается чудо, – сказал худрук своему коллективу. – Счастливая жизнь должна быть тихой жизнью. Счастье рождается в тишине, и пусть эта атмосфера тишины нас хранит». При этом он призвал труппу помнить высказывание Виктора Гюго о том, что есть два способа заинтересовать публику – великое и правдивое. «Великое захватывает массы, а правдивое – отдельных людей». В прошлом сезоне Театр Вахтангова стал самым посещаемым в Москве и, как подчеркнул директор Кирилл Крок, «потеснил один очень известный федеральный театр». Кроме того, прошел ремонт, театр с гастролями объехал полмира, открылась студенческая студия, молодые артисты получили квартиры в театральном общежитии, заканчивается строительство новой сцены театра. «Все так хорошо, красиво, что даже боязно начинать сезон, – отметил Римас Туминас. – Я горжусь вами и благодарен, что молодое поколение, которое активно занято в премьерах, стало взрослым, сосредоточенным, умным, его отличают внутренняя культура и ответственность. Наши корифеи не перестают удивляться вами, и вы удивляетесь их работами в «Пристани». Этот своеобразный мост – самое ценное в театре, ведь когда соединяются любовь и мастерство, можно ожидать даже шедевров». Сезон открылся громкой постановкой прошлого года – спектаклем «Пристань», а 7 и 8 сентября состоится первая премьера сезона – комедия «Обычное дело» (режиссер Владимир Иванов) с Марией Ароновой, Алексеем Гуськовым и Лидией Вележевой в главных ролях. 12 сентября коллектив и зрители поздравят участников спектакля «Дядюшкин сон» и его постановщика Владимира Иванова с двухсотым представлением, а в мае главный герой этого спектакля Владимир Этуш выйдет на сцену в новой работе – к его 90-летию режиссер Павел Сафонов готовит новую постановку. В качестве драматургического материала обсуждаются разные произведения, в их числе «Ромул Великий» Дюрренматта. Среди других планов на сезон – «Евгений Онегин» (Римас Туминас выпустит спектакль в конце января), «Это так, если вам так кажется» по пьесе Пиранделло (режиссер Адольф Шапиро), а на Малой сцене «Глава вторая» Нила Саймона (режиссер Михаил Цитриняк) и «Женитьба» Гоголя (режиссер Сергей Кутасов). Напоследок Римас Туминас сказал артистам: «В Москве мало неба, но надо уметь ухватить его и не смотреть в землю. Многие люди очень влюблены в несчастья и беды. Живут переживаниями. Но тогда еще больше бед случается у них. Я призываю вас чаще смотреть в небо и видеть себя со стороны при создании спектакля. Делитесь собой, это опасный и сложный путь, но только от него и зависит благополучное создание спектакля. Следует помнить про ансамблевость и отказаться от своего эго. С этими пожеланиями я и хочу перейти к работе».
респект: http://www.teatral-online.ru/news/8190/ «НИ» за 28 Ноября 2012 г. Режиссер Римас Туминас: «Мы очень хотим быть понятыми» Мария МИХАЙЛОВА, Татьяна ВЛАСОВА В понедельник в кинотеатре «Художественный» на церемонии вручения ежегодной премии зрительских симпатий «Звезда Театрала» в трех номинациях награду получил спектакль Театра им. Вахтангова «Пристань» – за «Лучшую женскую роль», за «Лучшую мужскую роль» и за «Лучший актерский ансамбль». Художественный руководитель театра Римас ТУМИНАС в интервью «Новым Известиям» рассказал о том, считает ли он объективной оценку публики и какое влияние на его работу оказывает пресса. – Римас Владимирович, считаете ли вы, что зрительская премия – это объективная оценка спектакля? – Верю, что да, объективная. И это очень важно. Потому что зритель – если не самое главное, что есть в театре, то важная часть. Часть работы, нашей службы, нашей преданности. И как они откликаются, как они это воспринимают, нам очень важно. – А если не зритель, то кто или что для вас самое главное в театре? – Если не зритель, то сами мы. Как мы будем относиться к человеку, к судьбам, к явлениям. Если сможем быть открытыми и ясными, то и публика тогда поймет нас. А мы очень хотим быть зримыми и понятыми. – Насколько для вас важно мнение публики? – Когда я репетирую спектакль, для меня это не имеет значения. Я не ориентируюсь на мнение зрителей и не думаю о том, как они воспримут реплику, сцену или постановку в целом. А до начала репетиций для меня очень важно видеть и чувствовать даже не зрителей, а, скорее, окружающих людей, их проблемы, их судьбы. Правда, когда я начинаю делать спектакль, все они «уходят». Это уже другая полоса работы – про жизнь. А потом, уже после премьеры, зрители нужны, чтобы себя проверить: все-таки я делаю их чуть-чуть святыми или нет? Я делаю их чуть-чуть лучше? Может быть, я затронул их боль? Они нужны, чтобы это понять. – У вашего театра есть свой зритель? – Не знаю. Есть поклонники, есть фанаты, но всё новые и новые люди приходят. И это дорогого стоит. – Газета «Новые Известия» и журнал «Театрал» входят в круг вашего чтения? – Да. А кое-что я иногда собираю, откладываю на лето, а на хуторе перечитываю. Потому что сразу реагировать на прессу я как-то не спешу. Нужна дистанция, нужно чтоб прошло время. Тогда можно анализировать, читать и понимать себя и свой театр. – Пресса может помочь понять себя? – Ну, я бы сказал – не всегда. Бывает и отторжение. Но как Тригорин говорит: «Приятно, когда хвалят». Это всегда вызывает желание сделать еще больше, еще интереснее. Это естественно. Я не верю тем, кто говорит, что не обращает внимания или что ему все равно. Нет, это действует, как-то влияет… – Галина Львовна Коновалова получила премию «Звезда Театрала» в номинации «Лучшая женская роль» за работу в спектакле «Пристань». Легко удалось найти общий язык с этой уникальной актрисой? – Легко. С ней легко работалось. Она умная актриса, с юмором. Это редкость, когда человек может так иронично относиться к себе и ко всему происходящему. И она очень работоспособная. Она прямо радует меня. Дай Бог ей долгой жизни! – Если не секрет, будут ли еще постановки, в которых вы задействуете, как в «Пристани», всех корифеев театра? – Может, в Пушкине такой большой состав и не будет, но несколько корифеев будут принимать участие. – А когда планируется эта постановка? – «Евгений Онегин» – в середине февраля, но я больше пока не буду об этом говорить, чтоб не сглазить. – Какое событие уходящего года стало для вас наиболее значимым? – Лично для меня главным событием стала встреча с Юрием Петровичем Любимовым, его работа в Театре Вахтангова над спектаклем «Бесы» и наши долгие разговоры с ним. И его болезнь, которую он мужественно преодолел, уже в больничной палате приступив к работе над новым спектаклем. Юрий Петрович занял большое место в моей жизни. И это очень для меня значимо.
респект: http://artrepriza.ru/theatre/dram/850-odna-tatyana-larina-i-dva-oneginyh-na-scene-teatra-im-evahtangova.html 12-02-2013 Одна Татьяна Ларина и два Онегиных на сцене театра им. Е.Вахтангова. Ольга Мишанина. На главной сцене театра им. Е.Вахтангова генеральный прогон "Евгения Онегина", постановки всем известного романа в стихах А.С.Пушкина. Занавес открывается, звучит "Старинная французская песенка" П.И. Чайковского. Все ожидают услышать знакомый еще со школьной скамьи монолог "Мой дядя самых честных правил"…И это не единственное, что поражает в постановке. Так мы видим блуждающую по сцене странницу с домрой. Она тихонечко наигрывает какую-то мелодию, с опаской смотрит по сторонам, но в то же время наряду с девушками-танцовщицами пытается показаться во всей красе. Обратимся же к сюжету спектакля. Он выстроен по роману в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин»: разочаровавшийся в праздной жизни молодой человек решает поехать в деревню. Здесь он находит себе друга, в него влюбляется девушка… Но, как известно, исход у сей истории печальный. Казалось бы, что после многих и многих постановок театральный «Евгений Онегин» себя изжил. Но благодаря нестандартному подходу Римаса Туминаса ( худ.руководитель Театра имени Евг.Вахтангова) Пушкинский роман приобрел новое воплощение. «Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел…» Нет, это не раздвоение личности и не галлюцинации, на сцене действительно два Евгения Онегина. Первый – Виктор Добронравов – светский денди и разбиватель женских сердец. Второй – Сергей Маковецкий – воплощение рассудительности и зрелости. На протяжении всего спектакля они поочередно читают монологи, создавая единый гармоничный образ своего героя. Наравне с Онегиным в роли рассказчика выступает и некий гусар в отставке – Владимир Вдовиченков – он растрепан и немного пьян, а в речах его звучат слова тревоги и предостережения, осуждения и хвалы, насмешки и печали. Он будто и герой романа, и человек, смотрящий на все со стороны. А вот и привет из Франции. Танцмейстер – Людмила Максакова – проводит урок для своих учениц – девушек с длинными косами в легких платьях до пят. А при ней сопровождающий репетитор – Александр Солдаткин – готовый всегда поддержать грациозную француженку в самых невероятных её па. «Красавец, в полном цвете лет, Поклонник Канта и поэт.» И снова перед зрителем оптическая иллюзия. Мы видим двух Ленских – Олег Макаров и Василий Симонов. Первый, будто сторонний наблюдатель, а второй – животрепещущий мечтатель и верный поклонник прекрасной Ольги (Мария Волкова). «Всегда скромна, всегда послушна, Всегда как утро весела…» Так, сидя на скамеечке, с улыбкой на лицах говорят о своей младшей дочери супруги Ларины (Елена Мельникова и Алексей Кузнецов). Старшенькая же их - Татьяна ( Вильма Кутавичюте) не дает покоя старикам: «Дика, печальна, молчалива, Как лань лесная боязлива, Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой.» Но недолго осталось печалиться Дмитрию Ларину. Он умирает, и под грустные звуки скрипки и плач своей семьи покидает сцену. Но жизнь продолжает идти своим чередом. В деревню к Лариным спешит Онегин. Все девушки в восторге от него – лишь провел рукой по клавишам пианино, они ему уж рукоплещут. Хозяйка с прислугою всё потчуют Евгения брусничной водой. А Татьяна стоит в стороне. Но близится тот час, когда она, поплакавши старушке– няне (Людмила Максакова), решится написать Онегину письмо. И вся закружится в эмоциях и чувствах… На пресс-конференции, посвященной грядущей премьере, Римас Туминас отметил, что изначально планировал назвать спектакль «Татьяна». По сути, у Пушкина не получился герой – « он его потерял, отправил путешествовать». Сергей Маковецкий заметил в своем герое то, что тот требует любви, взамен ничего не отдавая. « Татьяне дал урок, а дальше что? Пришел к пустоте». Стоит отметить, что литовская актриса, сыгравшая Татьяну Ларину – Вильма Кутавичюте – совсем недавно выучила русский язык. К тому же, в школе «Евгения Онегина» она не изучала , что помогло ей избежать хрестоматийного восприятия образа своей героини. Актер Юрий Вениаминович Шлыков заверил всех на пресс-конференции, что администрации предстоят большие проблемы с продажей билетов. Ведь такой спектакль будет пользоваться необычайным спросом, а всех желающих разом в зале не разместить. На вопрос «Что бы Пушкин сказал о постановке?» - художественный руководитель театра, улыбаясь, ответил «Больше вина, больше шампанского… больше задора!». Премьера спектакля «Евгений Онегин» в Государственном Академическом Театре имени Евгения Вахтангова состоится 13 февраля. Фотографии Марии Ипполитовой
респект: http://www.radioromantika.ru/?an=events_page&uid=15084 Евгений Онегин Кто же из романтиков не знает, что Пушкин – «наше всё», при этом одно из самых знаменитых его произведений ставится на оперных и балетных площадках всего мира, а вот на драматической сцене «роман в стихах» встретишь не часто. Ситуацию решили исправить в театре имени Вахтангова: их версию «энциклопедии русской жизни» уже называют главной премьерой года. «Евгений Онегин». Режиссёр Римас Туминас работу над спектаклем начал с того, что попытался создать в малом зале атмосферу XIX столетия: на стенах были развешены портреты Пушкина, на фортепиано стоял бюст Наполеона, актрисам рекомендовали приходить на репетиции в юбках в пол или длинных платьях, актёрам - в классических пиджаках. Вообще весь процесс подготовки успел обрасти легендами: сначала говорили, что постановку назовут «Татьяна», ведь согласно новой интерпретации, 50-летний Онегин не будет центральным героем. Дальше – больше: появились домыслы о появлении на сцене двух Онегиных… или может быть, Ленских? Доподлинно лишь известно, что в спектакле заняты звёзды Вахтанговского театра – Юлия Борисова, Людмила Максакова, и Сергей Маковецкий. Кроме того, в постановке участвуют ученики первой студии тетра, которых режиссёр прослушивал ещё летом. Русские романсы и современная музыка, поэтический флёр и проза жизни - похоже, новое прочтение всемирно известного произведения не только разрушит стереотипы ранее увиденного, но и отправит романтиков в неизведанное пространство удивительных игр разума и бескрайнего мира чувств. Театр Вахтангова. Премьера года. «Евгений Онегин». Ярких вам впечатлений!
респект: http://www.svoboda.org/archive/ru_bz_otb_pom/20130610/896/213.html июня 14, 2013 Поверх барьеров с Игорем Померанцевым Ведущий: Игорь Померанцев "Культ личности по-турецки" Театральный режиссёр Римас Туминас http://www.youtube.com/watch?v=R34--yWlQj0 http://www.svoboda.org/audio/audio/950807.html
респект: http://mosaica.ru/interview/2013/09/05/416 05 сентября 2013, 12:30 Какие фильмы разбирают на фразы и почему искусству нельзя связываться с политикой. Об этом и многом другом корреспондент нашего сайта говорил с артистами театра им. Вахтангова. На днях в Ульяновске стартовал фестиваль спектаклей - обладателей премии «Золотая маска». И первым в этом списке постановок стал чеховский «Дядя Ваня», которого в наш город привез театр имени Вахтангова. На второй день пребывания в Ульяновске актеры, играющие в спектакле, собрались, чтобы пообщаться с журналистами. Самыми разговорчивыми среди них оказались звезды Сергей Маковецкий и Владимир Вдовиченко, а также постановщик спектакля Римас Туминас. - Сергей Маковецкий как-то сказал в интервью, что актер от спектакля получает больше, чем зритель. Что вы получили от прошедшего спектакля? Владимир Вдовиченков: Во-первых, аванс, - шутит актер. Сергей Маковецкий: Я получил от спектакля удовольствие. Хотя, конечно же, мы немного волновались. Но зрительный зал сразу нас принял и даже начал хлопать. При том, что я не люблю аплодисменты во время спектакля – мне кажется, что они мешают, было приятно, поскольку зал принимал. И мне показалось, что зрители остались вдохновлены. А я тем более. Римас Туминас: Мы всегда повторяем – не верьте, когда говорят, что актер после спектакля устал. Если актер играет честно, открыто, то невозможно устать. Артист отдыхает во время спектакля. Устают от плохих спектаклей. - Но ведь есть очень тяжелые роли. Неужели от них тоже получают удовольствие? Римас Туминас: Для того и существует игра, которая спасает и защищает организм человека. Иначе да – придется тяжело. Если актер будет убеждать себя, что он Иван Грозный, тут уже и галлюцинации могут начаться. А это значит – пора в больницу. Но это уже не имеет отношения к игре, к искусству. - Владимир, на сегодняшний день вам уже удалось избавиться от следа «Бумера» и «Бригады»? Владимир Вдовиченков: Нет, не удалось. Зритель любит этих персонажей и не готов проститься со мной в их роли. Но себя мне удалось убедить, что я могу играть что-то еще. Раньше я говорил, что роли в «Бумере» и «Бригаде» не будут мешать мне всю жизнь. Я ошибался – мешают. Но тем приятнее делать сюрпризы, когда показываешь, что можешь сыграть что-то еще. При этом киноработы, если среди них есть значимые, все равно оставляют у всех актеров отпечаток на творческой карьере - Роль Остапа в «Тарасе Бульбе» не помогла избавиться от шлейфа? И кого бы хотелось сыграть еще из героев классики именно в кино? Владимир Вдовиченков: Римас Владимирович что-то собирался снимать, говорят. Если позовет, буду играть, кого предложит, - шутит артист. – А если честно, то сейчас не стоит вопрос, кого сыграть. Есть вопрос, как. Если говорить про роль Остапа, то, наверное, не помогла. Это не та роль, которая могла бы что-то изменить. Сильнее изменил театр. Он для артиста как спасательный круг. - Сергей Васильевич, роли в фильмах «Поп» и «12» вас как-то изменили? Сергей Маковецкий: Раньше я говорил, что роли меняют человека. Но сейчас убеждаюсь, что, наверное, нет. В процессе работы темы тебя будоражат, но рано или поздно занавес закрывается и вы выходите в жизнь. Но если ты все время будешь ходить с благостью попа, как потом с тобой будут общаться другие люди? Если бы человека меняли роли, книги, выставки, то представьте, каким бы был тогда человек – да он давно бы на небе жил. - Вопрос всем. Сейчас можно часто слышать фразу: «Было советское кино, и его расхватывали на фразы. А сейчас таких фильмов нет». Между тем Владимир Вдовиченков и Сергей Маковецкий снялись в «Бумере» и «Ликвидации», которые так же растащили на крылатые фразы. Каким должен быть сценарий, чтобы слова из него пошли в народ? Владимир Вдовиченков: Сценарий должен быть хороший, чтобы эта история коснулась людей и осталась в их памяти. И у сценариста должен быть талант, чтобы эти фразы звучали одинаково из всех уст, а фильм расхватывали на цитаты. Сергей Маковецкий: А во-вторых, кино должно быть хорошо сделано. Потому что если есть хороший сценарий, а фильм сделан бездарно, то тогда люди не услышат эти фразы. Но все-таки сценарист должен эти фразы придумать. Для «Ликвидации» Поярков полгода писал сценарий. Он слушал, как говорят одесситы, и записывал. И у него вышло очень много хороших крылатых фраз для своих героев. А потом появилась компания актеров, прекрасный режиссер. А если вам не нравится, как играет один, другой, разве вы эти фразы запомните? Нет. - Владимир, вам пришлось играть президента России. Как вы считаете, политика и искусство как-то связаны? Владимир Вдовиченков: Я хотел бы предложить всем артистам и вообще всем публичным людям не участвовать в публичной агитации. Потому что артист в силу профессии обладает большим влиянием на людей. И в то же время артисты – слабые люди. На них легко воздействовать, например, отобрав роль. Поэтому я за такой «Меморандум о бездействии». И если бы он был, я бы просто сохранял молчание. Искусство и политика – это две совершенно разные вещи. Фото Дениса Коркодинова Видео автора
респект: http://www.vmdaily.ru/news/2013/09/05/rimas-tuminas-glavnoe-chtobi-ne-bilo-vojni-212654.html 5 сентября 2013 Римас Туминас: Главное, чтобы не было войны. Ася Иванова. В Вахтанговском театре состоялся сбор труппы Вахтанговский театр 5 сентября традиционно собрал в своем большом зрительном зале всех своих актеров. Худрук Римас Туминас обратился с теплыми словами к своим артистам: - Там, где вы, там и я должен быть вместе с вами. Вы мне стали родными и близкими. Миссия театра – гармонизировать мир. Навести порядок в умах и в истории. И сегодня мы открываемся «Пристанью» - это родина наша. Это вы, это мы. Спасибо вам. А дальше, конечно, говорили о планах на предстоящий сезон. Они оказались более чем значительными. Это и многочисленные гастроли. Так, «Евгений Онегин» Римаса Туминаса в этом году совершит настоящее мировое турне – проедет по городам России, обойдет всю Европу и отправится за океан. Другие спектакли будут жить менее активной, но не менее яркой гастрольной жизнью, а наиболее масштабные гастроли ожидают театр в июле, когда сразу семь названий из своего текущего репертуара он представит во Владикавказе – на родине Евгения Вахтангова. Говорили и о ремонте, который мало какой московский театр не затронул. Однако для Вахтанговского театра, благодаря его директору Кириллу Кроку, ремонт этот проходит максимально безболезненно. - Это пример всем, - говорит Туминас.- Пример того, как надо не закрывать театр на генеральный ремонт, а сохранять его, любить театр так, как любит его Кирилл Крок. Этим летом, к слову, наконец, полностью заменили старый планшет сцены. И вот новый планшет был представлен во всем своем деревянном «блеске». Туминас даже приготовил что-то вроде мини-спектакля для демонстрации планшета актерам. - Пусть эта новая сцена нам принесет удачу и успех, - пожелал собравшимся художественный руководитель. - Здесь не будет смерти. Пусть она удалится. Новая сцена – это что-то светлое, святое, хорошее. А в память той сцены, которая служила нам столько десятилетий, я приготовил для вас небольшие ее кусочки – вы сможете взять их с собой, чтобы осталась память. После окончания сбора труппы новую сцену освятили, а брусочки прежней бережно унесли с собой артисты… Римас Туминас говорил много. Говорил о чем-то самом важном, самом нужном. О любви к театру и об ответственности перед ним, перед зрителем и перед самими собой: - Главное, чтобы войны не было… чтобы театр сохранил и сохранял зоны мира. Театр должен возвращать жизнь к миру и созиданию. Любой спектакль начинается с какого-то нарушения в жизни и во вселенной, а потом он восстанавливает разрушенное, ведет к торжеству, счастью и справедливости. Нам нужна эта справедливость. Забота художественного руководителя о театре, о труппе и репертуаре перекрывала все остальные мысли и соображения: - На нас возложена очень большая ответственность – за последние годы мы стали заметным театром. На нас очень пристально смотрят. И я прошу вас: не уходите из спектаклей, не бросайте свои эпизоды. Я так устал от вводов. Это разрушение. Этим мы разрушаем сами себя. Если вы ищите новых ролей, то не ищите их на стороне - ищите у нас, здесь. Если хочется на стороне, то идите. Уходя уходите. И не мучайте меня больше вводами, отъездами. Снимайтесь, но только чтобы я не замечал этого. Не мучайте меня. Но не все было только лишь серьезно. В печали Римаса Туминаса были и проблески задорного юмора. Например, когда дело дошло до представления труппе новых актеров, худрук обставил это представление весьма эффектной речью: - Пусть не будет смерти и будет жизнь. Любите друг друга, ведь так мало осталось времени на романы. Влюбляйтесь, разводитесь, снова влюбляйтесь! Мало у нас в театре романов. Должно быть больше. И вот чтобы количество романов увеличить, - даю нашей труппе Алексея Гуськова и Григория Антипенко. Если же говорить непосредственно о том, что в новом сезоне ждет зрителей Вахтанговского театра, то это множество премьер. Три из них будут сыграны уже в сентябре. - Первая премьера сезона – это сказка для детей, которых я очень боюсь, - рассказал Туминас. - Дело в том, что я когда-то делал детский спектакль. И вот дети с него убегали, а взрослые оставались. Больше за сказки я не берусь. Зато без опаски за сказку взялся режиссер Владимир Иванов и создал очень яркого, музыкального и красочного «Кота в сапогах», который, несомненно, станет хорошим подарком для маленьких зрителей. В этот же день – 7 сентября – студийцы-вахтанговцы сыграют «Шесть персонажей в поисках автора по пьесе Луиджи Пиранделло. А ближе к концу месяца на малой сцене поселится гоголевская «Женитьба». Да, если говорить о малой сцене, то стоит заметить, что уже к концу 2014 года у театра появится новая малая площадка. Пока еще у нее нет названия, но зато на нее уже есть обширные репертуарные планы. - Приглашаю это пространство открыть вами, корифеями, - обратился Туминас к мэтрам театра. – Я хочу, чтобы вы передали этой новой площадке дух Вахтанговского театра, традиции, которые молодежь сможет потом подхватить. Режиссер Владимир Агеев со студийцами уже в октябре выпустит спектакль по пьесе Мориса Метерлинка «Пелеас и Мелисандра», а Анжелика Холина в ноябре подарит публике, уже влюбленной в «Анну Каренину», хореографическую версию «Отелло» Уильяма Шекспира. В планах театра еще и новая работа Юрия Бутусова, правда, пока нет определенности с названием. Но премьера ориентировочно намечена на конец сезона. Сам же художественный руководитель тоже не останется в стороне от постановочной деятельности и в феврале представит зрителю свой новый спектакль: - Я поставлю роман Григория Кановича «Улыбнись нам, Господи!». Хочется, чтобы Он, действительно, улыбнулся и принял нас – бедных, грешных, но любимых ему людей. А вас я еще раз хочу попросить: не болейте и не умирайте. Я хочу, чтобы все были в радости, и пусть вас обнимет Бог. Пусть он вас хранит для этой сцены.
респект: http://dubinsky-photo.livejournal.com/18166.html октябрь 2011 ПРИШЁЛ, УВИДЕЛ, СОХРАНИЛ! Фотодневник Дмитрия Дубинского.
респект: http://www.itogi.ru/iskus/2013/8/187371.html Давайте-давайте! 25.02.13 Актриса Галина Коновалова о режиссере Римасе Туминасе Приход в наш театр Римаса Туминаса, как известно, был непростым. Часть труппы его не приняла. Когда он репетировал «Дядю Ваню», тучи над ним сгущались, и Римас знал об этом. Надо отдать ему должное, вел себя стоически. Работал. Мне вообще кажется, что кроме репетиций ему вообще в жизни ничего не надо. Он до мозга костей человек театра. Хотя все есть, как положено: жена, дети, внучки, жучки... Но все они где-то на втором плане. Главное — репетиции, которые, его бы воля, могли продолжаться сутками. Между прочим, те, кто с ним воевал, рвутся теперь получить хоть маленькую роль в его постановке. Я даже как-то не выдержала и сказала, мол, я теперь поняла: чтобы заслужить ваше расположение, надо было влезть на баррикады и шуметь на всю Москву, какая вы сволочь. Римас совершенно спокойно ответил: «Меня это абсолютно не волнует. Важен только спектакль». Он человек в общении очень легкий, открытый, но, думаю, это все внешнее. Сказывается западное воспитание. Не помню на своем веку, чтобы какой-нибудь художественный руководитель мог во время гастролей схватить мой чемодан и тащить от вагона к автобусу, а потом к отелю. Да ни боже мой, такое во сне не приснится. А он это делает совершенно естественно. Я бы даже сказала, демократизм в нем чрезмерный, надо бы поумерить. Какая-то должна быть дистанция. Он, например, совсем не умеет отказывать. Кто бы ни пришел с просьбой — «хочу сделать спектакль» или «отметить юбилей», — всегда отвечает: «Давайте-давайте», — и начинает помогать даже в совсем безнадежных случаях. Внешне — ноль амбиций, хотя, несомненно, цену себе знает. Мы только что сыграли премьеру «Евгения Онегина». Не хочу предвосхищать оценки, но не только репетировать, но и просто сидеть на репетициях было очень интересно. Если говорить высоким штилем, то, по-моему, это высочайший символизм. Настоящая поэзия без слезливой лирики, которую Туминас терпеть не может. Вероятно, найдутся пушкинисты, не принимающие такое прочтение романа, кто-то опять скажет, что он не любит Россию и искажает нашу классику. Ерунда полная. Римас смеется над тем, что в Литве его называют предателем, продавшимся русским. Я репетировала в «Онегине» малюсенькую роль княжны и представляла ее светской дамой. А он мне из зала: «Делай ожесточеннеe, она ведь литовка!» Почему литовка? Ему, конечно, виднее. Я пришла в Вахтанговский театр семнадцатилетней девчонкой в 1934 году, в Вахтанговском служу и поныне. Но, оглядываясь, понимаю, что работала здесь в пяти разных театрах. Прежде всего попала в атмосферу немыслимого тогда аристократизма, в окружение молодых, очень красивых и безмерно талантливых людей. Потом война, Омск, замечательные режиссеры Дикий и Охлопков, соревновавшиеся друг с другом. Совсем другой театр. Затем театр возглавил Рубен Николаевич Симонов, восстановивший «Принцессу Турандот» и собравший блистательную труппу — второе поколение вахтанговцев. После его кончины наступили трудные годы. Было горько, когда мой друг, известный критик, сказал, что на географической карте Москвы нет такого театра. Сейчас наш театр на эту карту вернулся. С приходом Римаса Туминаса началось возрождение. Первые дни он часто повторял, что ему надоели эти загадочные заклинания — «вахтанговское», «не вахтанговское». На самом деле его искусство соединяет тонкую иронию с глубочайшим реализмом. А это, по-моему, и есть родовая черта вахтанговцев.
респект: http://www.neelova.ru/theatre/playing_schiller/2642/ 06-2002 Римас Туминас: «Театр — это встреча больных людей». Анна Шалашова. «Театральная жизнь» № 6 — Римас, когда два года назад вас пригласили ставить спектакль в «Современнике», для вас это была очередная зарубежная постановка или же все-таки спектакль в Москве казался чем-то особенным? — Я долго откладывал решение ставить в Москве, долго искал смысл моего приезда сюда, мне необходим был какой-то внутренний толчок. И в итоге две причины побудили меня к тому, чтобы все-таки согласиться ставить спектакль в «Современнике». Первая — это, конечно, Марина Неелова, вторая — случайность. Я находился в Москве в те дни, когда был ураган: погибли люди, деревья вырывались с корнями (это, кстати, случилось накануне двадцать второго июня). Ночь — беспокойная, страшная. Потом все стихло и как-то утром забылось. И вот шел я по Чистым прудам в «Современник» отказываться от постановки и увидел странную картину: палящее солнце, звучит музыка чуть ли не послевоенных лет, вокруг поваленные деревья — старые липы, вдалеке в унисон ностальгической музыке жужжит электрическая пила (убирают, пилят сваленные деревья), по воде в лодках кто-то плавает, женщины в воздушных летних платьях (мне тогда показалось, что они почти что в нижнем белье — вот так встали, проснулись, вышли к себе во двор) гуляют с детьми, которые с удовольствием и радостным смехом лазают по этим деревьям, а рядом — мужчины как-то также по-домашнему, в майках, собирают с поваленных деревьев в целлофановые пакетики липу. И вот все это как-то замечательно соединилось: электрическая пила, ностальгическая музыка, жара — тишина и спокойствие после катастрофы, какая-то странная идиллия. Эта картина меня очень впечатлила и как-то потянула, неожиданно дала первый импульс. — А какую роль сыграла Марина Неелова? — Лично с Нееловой я знаком не был. Конечно, знал ее по ролям в кино. Она была для меня одной из ведущих русских актрис, но и только. Особой ее уникальности я тогда не ощущал. Просто знал, что где-то есть хорошая актриса Марина Неелова. А когда решил, что ставить в «Современнике» я все же не буду, то Галина Волчек попросила меня самого пойти к Марине и отказаться. Я пошел в гримерную к Нееловой, мы начали разговаривать. Я сказал положенное, что «может быть, когда-нибудь, но не сейчас?». И после первых формальных слов знакомства она вдруг произнесла: «Жаль, ведь такая интересная была женщина Елизавета», — и неожиданно начала рассказывать мне про нее: историю отношений с Марией, ее место в истории Англии. Меня поразило, как Неелова рассказывала о ней: отвлеченно, отстраненно, с какой-то спокойной, умиротворенной улыбкой. Рассказывала так, словно все это ее не касается: уеду я или останусь, будет роль или не будет. Я действительно никогда не встречал такой актрисы: поразила ее подготовка, гибкая, богатая природа, полная каким-то огромным внутренним знанием. Я вдруг понял, что Неелова — уникальна. И я вдруг понял, что как-то глупо теряю возможность познакомиться с таким интересным человеком. Это меня привело в смятение. — Смятение — это ведь еще не согласие. А что же для вас стало окончательным толчком к согласию ставить спектакль в Москве? — Да, Неелова несколько разрушила мою уверенность, что спектакля в Москве ставить не надо. Но мне нужно было найти окончательный смысл этой постановки. И тогда я вспомнил свою молодость, ГИТИС, наш курс. Мы тогда все мечтали о том, что закончим институт, уедем далеко (о том, чтобы остаться в Москве, речи идти не могло), создадим свой театр, соберем труппу, а потом приедем и оглушим Москву — поразим всех тех, кем так восхищались в юности. У каждого была такая прекрасная мечта, мечта об этом празднике. Естественно, тогда еще никто не знал, каким будет тот спектакль, который ошеломит Москву, но, казалось, он непременно должен быть красивым, праздничным? Мечта эта для некоторых из нас так и осталась мечтой: многих жизнь сломала. Вспомнив об этом, я обрел окончательный смысл постановки. И нашлась энергия, уверенность, воля. — Пока вы репетировали в «Современнике», чем больше всего вас поразила сегодняшняя театральная Москва? — Меня вдруг удивил один факт: нет сейчас здесь духа Эфроса. Москва как-то нелепо его растеряла. — Что вы вкладываете в понятие «дух Эфроса»? — Отношение к человеку. Глубокое, открытое, искреннее. Эфрос любил людей, всегда сочувствовал им, сопереживал. В каждой секунде спектакля можно было почувствовать, что он понимает и принимает человека со всеми его проблемами и недостатками, грехами и слабостями. С таким знанием грустно жить — слишком много бед. Но Эфрос никогда не закрывал на это глаза, напрямую обращался к человеческой боли. Эфрос никогда не позволял себе возвыситься над зрителем — все было в его спектаклях посвящено зрителю. Он никогда не говорил вообще, всегда обращался ко мне лично. Это создавало особую атмосферу его театра. Я с первых же фраз в его спектаклях обретал вину, находил в себе грех какой-то. Не знаю почему? Хотя знаю: Эфрос-режиссер всегда откровенно разговаривал со зрителем. Откровенно и просто. На мой взгляд, именно это и является главным в театре. Очень важно знать и всегда помнить то, что, если зритель пришел в театр, то, значит, он болен. Сейчас, во время репетиций «Ревизора», кто-то сказал мне: «Нужно с такой-то фразой обратиться к публике, к публике?» Почему-то вдруг стало необходимо обвинить, ошарашить зрителя. И я как-то внутренне сжался: того, кого Гоголь мог бы обвинять, в зале нет и не будет. А мы почему-то всегда хотим бить в зрительном зале своих же. Приходят не те люди, которых мы должны в чем-то упрекать или чему-то учить. Те, кого мы должны упрекать, в театр, как правило, не ходят, а изредка заглядывают. Ходят без вины виноватые — больные. Получается, что актеры — больные, и режиссер, и зрители. Театр — это встреча больных людей. И в этом пространстве больных людей мы должны очень чутко находить какие-то отношения. — Не кажется ли вам, что это желание поучить, сказать обвинительную фразу в зал у актеров заложено на каком-то генетическом уровне. Генетически запрограммировано, что, условно говоря, произнося фразу: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь», надо грозно посмотреть в зал, а «Ничего не вижу, одни свиные рыла вместо лиц» — пригрозить кулаком. Ведь пьесу ставите не какую-нибудь, а «Ревизора»? — Мне совершенно неинтересен в этой пьесе социальный, политический, религиозный контекст. Когда я ее читаю, не это меня трогает. Для меня сразу ясно, что вся социальность — это оболочка, конфетная обертка. А упаковка блестящая, цветная всегда видится первой, на нее непроизвольно обращаешь больше внимания. Но хочется и до конфеты добраться, а не носиться с фантиком. Я убежден, что сейчас никому этот обличительно-разоблачительный пафос не нужен. Во-первых, давно никому не нужна и не интересна фига в кармане — всю правду про всех можно рассказать давно и везде. Во-вторых, даже если представить, что какие-либо сильные мира сего придут смотреть «Ревизора», то, уверяю вас, смеяться над собой они не будут, в лучшем случае посмеются над актерами и над рядом сидящими зрителями. Слова Гоголя на эту категорию зрителей не подействуют. — Если вы убрали родную русскому сердцу социальность из «Ревизора», то что сделали главным? — Мне хочется говорить о человеке. Сделать главной темой спектакля очищение человека. От чего? Наверное, от страданий, комплексов, грехов, которые преследуют его всю жизнь. Каждый человек — индивидуальность, личность. Не надо ставить крест даже на, казалось бы, совершенно потерянном человеке. Надо подарить каждому герою возможность почувствовать себя личностью. Очищение от шелухи внешних отношений — политических, религиозных. Хочется пробиться к каждому гоголевскому персонажу через встречу с Хлестаковым. Конечно, Хлестаков не впрямую способствует этому преображению-возрожению. Они сами к этому готовы. Им надо только встретиться. — Каждый — личность, но герои личности и индивидуальности в финале не могут справиться с агрессией и убивают Бобчинского и Добчинского? — В финале все герои на перебой начинают говорить: «У меня он одолжил триста рублей, а у меня пятьсот, четыреста и т. д.» Деньги пропали. Это испытание. В пьесе есть персонаж — старичок Гибнер, который все время носится с портфельчиком, не выпускает его из рук. А в этом портфельчике — черт, который может выпрыгнуть в любую секунду. И он в итоге все-таки выскакивает — и все переворачивает с ног на голову. Я долго думал над возможностью такого финала, но совсем недавно еще раз внимательно прочел конец гоголевской пьесы и обнаружил интересную вещь: когда раскрывается обман Хлестакова, Городничий орет: «Кто первый выпустил, что он ревизор?», — требует назвать и наказать виновного, и все оборачиваются к Бобчинскому и Добчинскому. Следует гоголевская ремарка: «Все обступают их», следующий эпизод — входит жандарм. А что бы случилось, если бы жандарм не вошел?.. — Следовательно, это очищение до конца так и не произошло. Получается, что финал спектакля — убийство? — Спектакль заканчивается убийством, но ведь жизнь героев на этом не заканчивается. Они ощутили себя личностями. Сильными, свободными — поняли, что имеют право на то, что бы не соглашаться, протестовать. В людях восстало желание красоты, они нашли ее, и вдруг раз! — все отнято. Тогда можно возмутиться и перейти все дозволенные границы: громить, крушить все вокруг. Человек — огромная субстанция. И всегда — непознанная. Человек только что обрел свое достоинство, его посетила мысль, что и здесь, в этом Богом забытом городке, от которого «хоть три года скачи, никуда не доедешь», можно жить. Они ведь постоянно сами себе задают вопрос: «Можно ли здесь быть счастливым?» И им нужен только один ответ: «Да, можно». И если эти слова прозвучат, то они успокоятся и будут счастливы. Но ощутив и сразу же потеряв эту успокоенность и уверенность, можно совершить грех, убийство. «Очистился» не значит, что стал беленьким и добреньким. Если поверил в себя, то стал действующим, разрушающе активным. И тогда способен к убийству. А совершив его, человек снова будет искать спасительную веру, каяться, просить прощения? Ведь в человеке живет постоянное желание все разрушить. Разрушить до конца. Достоинство, культурное наследие, богатство, накопленное веками, нас тяготят. Мы сами хотим создать что-нибудь ценное. И, следовательно, подсознательно мы всегда ждем катастрофы, хотя и молим Бога, чтобы она не случилась. Молим, но интуитивно подталкиваем мир к катастрофе. Она заложена в нас. Сам процесс разрушения нам близок и необходим, мы, всю жизнь что-то строя, желаем тут же разрушить созданное. Мне не хотелось бы нарисовать страшную, дикую картину человечества, но я убежден, что тот, кто строит, ничуть не лучше того, кто разрушает. Мы защищаем то, что вырастили, — свою картошку или свой дом, но катастрофу всегда допускаем и необъяснимую, разрушающую, гибельную силу всегда ждем. Недавно услышал вальс Доги. Неожиданно подумал, что можно сделать «Юлия Цезаря» на этом прекрасном вальсе. Ведь это шедевр, подобный хачатуряновскому, — в нем трагедия: заговор против Цезаря, предательство и т. д. Для кого-то мои слова могут прозвучать странно, но красота этого вальса наталкивает на убийство Цезаря. Парадоксально, но Красота провоцирует разрушение и убийство. Потом, после разрушения, закономерно начнется оплакивание этой Красоты — великая литература, живопись? Обязательно нужно, чтоб мы потеряли все. Тогда потом можно что-то сотворить, опять научиться видеть красоту. Спектакль ведь без нее невозможен. Без красоты — не обязательно визуальной, это может быть красота человеческой идеи. — Хлестаков, получается, был только возбудитель этой идеи? — Да. Его должно быть очень мало. Я хочу, чтобы его было мало. Сейчас это мне не удается. Сейчас Хлестакова много, и это неправильно. Мне нужно, чтобы он пролетел, слегка дотронулся до каждого из героев. И от этого мимолетного прикосновения герои неожиданно для всех (и прежде всего для самих себя) зазвучали. Хлестаков как настройщик рояля: нашел первый звук, второй, пятый — и уехал. Уже никто не помнит, кто был этот настройщик, когда именно он приезжал, но настроенный рояль внезапно зазвучал. Неожиданно этим настройщиком оказался молодой, талантливый парень. И главный его секрет — талант общения. — Есть ли какая-то разница для вас в постановке «Ревизора» в Вильнюсе и в Москве? — Да, конечно, это два разных спектакля. Даже если бы я очень постарался, то, наверное, не смог сделать два одинаковых. В Москве все другое — театр, актеры, атмосфера? Мы долго с Ульяновым думали, какую пьесу выбрать для постановки. И когда возник «Ревизор», я внутренне согласился с этим выбором. Гоголь как-то не отпускал меня. Что-то в пьесе для меня оставалось неясным, хотелось еще раз более подробно поработать с этим материалом. После вильнюсской постановки меня не покидало ощущение недосказанности: столько, казалось, здесь тем, которых я даже не коснулся, к которым меня тянуло вернуться еще раз, и многое хотелось сделать заново. Естественно, если говорить о формальной стороне спектакля (сценография, музыка), то работать было легче. Но в остальном — все другое. Другой человеческий материал. Другой, но прекрасный. Наше время, время невесомости и абсурдного перевертыша, — потеря центра тяжести. Мы не знаем, сколько мы весим. Очень трудно оказалось нам понять такую тему, как провинциализм. В «Ревизоре» для меня эта тема является одной из главных. Казалось бы, где, как не в этой огромной стране, чувствовать эту проблему. Ведь в понятие «провинциализм» входит многое — это и боль, и несправедливость, и обида, и унижение, и стремление стать другим или казаться другим (это, кстати, одна из наиболее важных тем гоголевского времени). «Инкогнито» — вот что обидно. Живем далеко, да еще и «инкогнито». Мне, например, было бы трудно приходить на репетицию, зная наверняка, что где-то в бельэтаже прячется какой-то человек и постоянно подсматривает. Я бы сказал: «Не надо прятаться — войдите сразу в дверь». Но этому человеку — «инкогнито» войти просто так было бы неинтересно. Он должен сам для себя создать интригу. Только так он сможет полноценно существовать, органично для себя видеть, воспринимать мир. А открыто он уже никогда не сможет жить: трудно сосредоточиться — потерян смысл пребывания. Но то, что ты действуешь тайно, со спины, — это все равно унижение. Это унижение и вместе с тем восстание против него. Нужно научиться слышать пространство, найти нужный звук. — Если попробовать сформулировать более конкретно, что значит «найти нужный звук»? — В детстве мой отец очень тонко точил карандаши. И я очень любил смотреть, как он это делает. Карандаш был идеально выточен, я клал его в ранец и шел в школу. Там я не писал им, а бережно доставал безупречно выточенный карандаш и с гордостью клал его на парту. Мне нравилось, что друзья, проходящая мимо учительница обращают на него внимание. Так вот, играть нужно не карандаш, а ощущение карандаша в ранце. Ощущение его безупречной тонкости и изящества формы. Найти это ощущение сложно, но это и есть главное в театре. — Правда ли, что вы приехали в Москву только для того, чтобы понять, как надо ставить Чехова? — Так совпало, что, учась на третьем курсе Вильнюсской академии, я впервые прочел пьесы Чехова. О Чехове в Литве тогда никто не говорил, его не ставили. И для меня, молодого двадцатилетнего режиссера, Чехов действительно стал очень важным, моим открытием: создалось ощущение, что я первый узнал имя гениального драматурга и вокруг это имя неизвестно никому. Я до сих пор помню свое состояние: как я был тогда богат и наполнен этим знанием. Параллельно меня пригласили репетировать как актера в Молодежный театр. И все, что делалось в театре, и, главное, как делалось, показалось мне таким неинтересным, серым, обыденным и бездарным по сравнению с новообретенным знанием? Я мечтал ставить Чехова и хотел научиться ставить Чехова. Долго думал, где я смогу сделать это. И тогда показалось единственно правильным решением поехать в Москву. Что я и сделал: приехал, поступил в ГИТИС на курс к Туманову. — С тех пор Чехова ставили много: в Литве, Исландии, Шотландии, ходят слухи, что будете ставить в Москве. Можете ли сформулировать, что для вас в Чехове является «самым главным»? — Чехов — человек вне времени (мне не важно знать, в каком году он родился, когда умер). Но между тем он как никто знал о времени все. Главная тайна, которую Чехов оставил нам и которую безуспешно до сих пор пытаются разгадать все, — это тайна течения времени. «Куда все уходит», «наши дни уходят» — время уходит, истекает, проходит, испаряется — какие еще есть глаголы? В театре я все время пытаюсь найти этот верный чеховский глагол, одно-единственное точное слово. Что такое течение времени? Это похоже на то, как в прохладной воде вдруг около тебя проплывет рыба, слегка коснувшись своим плавником. Какое страшное это прикосновение — холодное, легкое, мимолетное. Это мгновение надо понять и дать физически почувствовать. Все чеховские истории для меня — воспоминания о прошедшей жизни. Они всегда влекут, манят, завораживают — опять же, как тайна смерти? Если бы человек знал о своей смерти, готовился к ней — это была бы открытая трагедия, и так ее и нужно было бы играть. У Чехова все не так, у него мы имеем дело с умершими жизнями. Чебутыкин прав, говоря: «А может быть, нам только кажется, что мы живем». Эта абсолютно гоголевская фраза очень многое определяет в Чехове. В его пьесах все смертники — в том и трагедия, что никто этого не осознает. Второй день после похорон, вечных похорон: красивых, веселых, легких, где-то смешных, простых и нежных. Смерть — в прошлом; самое страшное позади. Уже нет борьбы за жизнь, активного протеста. А когда отмучились, все вроде бы кончилось и терять больше нечего, тогда давай начинай все с начала. Вот именно это радостное начало, которое всегда находится на миллиметр от абсолютного конца, и дает Чехов. Его герои пугают своим знанием: они всегда знают нечто большее, чем знаем мы. Но они никогда не предлагают нам ответа, не открывают своих секретов. Чеховские герои предлагают нам только одно: начав все сначала, вместе пройти путь к их второму концу. И в этом Чехов для меня во многом противоречит Станиславскому с его системой «предлагаемых обстоятельств». У Чехова свои «предлагаемые обстоятельства»: сыграть героя, живущего второй раз. Если бы я ставил Чехова в Москве, то с большим интересом работал с Мариной Нееловой. Мы могли бы сразу же отбросить все внешние факты, темы, лишние разговоры и посмотрели бы, что находится за ситуацией, за сюжетом — дальше? Мы сразу же начали бы с воспоминаний, а не шли бы по первой дороге жизни и смерти. Быть может, ничего бы и не получилось, но это мог бы быть интересный театральный эксперимент. — Актеры, которые работают с вами, с увлечением рассказывают о том, что, репетируя какую-нибудь сцену, вы на следующей репетиции очень редко оставляете найденное, а придумываете новую мизансцену. Ненавидите закрепление пройденного. Почему? — Все мы испытывали когда-нибудь счастье. Но никто не сможет навсегда зафиксировать и закрепить это состояние. Потому что момент счастья — только секунда, и она неповторима. Мы можем фактически запомнить: такого-то числа во столько-то я был счастлив, но ощутить в полной мере это мимолетное мгновение жизни потом мы не сможем. Оно лишь оставляет отпечаток в памяти. И в нас начинает жить какое-то ощущение-воспоминание счастья. Вот это ощущение-воспоминание должно остаться, и его нужно уметь в себе воскресить, вытащить из подвала памяти. Вообще этот подвал — великая вещь, которая неизменно приведет сначала к одному варианту, следом к другому — а в конце концов создаст множественность вариантов. И тогда начнется настоящий театр. Ведь театр — вечная вода, в которой всегда должна быть жизнь, следовательно, он должен постоянно обновляться. А все эти «зафиксировать», «укрепить» — значит подписать смертный приговор, отказаться от себя, своей природы и остановить жизнь. — Но бывает, что наступает такой день, час, минута, когда изменить в спектакле ничего не хочется. Значит ли это для вас, что спектакль умер и его пора снимать? — Тогда вообще ничего никому не хочется показывать. Когда нет желания менять, обновлять, то существует другое, единственное желание — отойти от театра вообще. — Часто ли возникает желание уйти из театра? Испытывали ли вы когда-нибудь сомнения в выборе профессии? — Постоянно испытываю ощущение, что в эту профессию зашел на время, а самое главное будет потом. Очень часто неожиданно ловлю себя на мысли, что внутренне все время готовлю себя к кому-то другому занятию. И поэтому, из-за ощущения «временности» происходящего, перед премьерой никогда не испытываю чувства глобальной важности события. — Часто случается, что, выпустив премьеру, вы довольны результатом? — Сразу не доволен никогда. Удовлетворенность приходит потом. Уезжаешь на свой хутор, садишься на камень, и догоняет тебя, заполняет чувство чуть гордости, чуть радости, и так стукнешь рукой по камню: «Да? да», начинаешь понимать, что что-то все-таки произошло. И это, опять же, не ощущение успеха, а осознание того, что установилась какая-то связь. В городе ты этого никогда не почувствуешь, там работа, а работа — это всегда сжатые челюсти, напряжение, стресс. Только в открытом, свободном пространстве можно понять и ощутить эту особенную связь. С чем, не знаю, и объяснить это чувство сложно. Я бы не употреблял слово «Бог»; связь с пространством?. Она установилась, может быть, на минуту, а может, всего лишь на секунду, но установилась. Немножко приоткрылась вечность. И это значит, что я живу, есть смысл работать дальше. И снова идешь в театр — снова хочешь добиться этого ощущения, хочешь опять найти его, но уже другим способом, другой дорожкой. — Ваши спектакли, как правило, идут очень долго. Со временем они, конечно же, меняются, но не теряют жизнь, смысл. В Вильнюсе, например, до сих пор идет спектакль «Вишневый сад», которым больше десяти лет назад открылся ваш театр. В чем секрет долголетия? — Допустим, я прочел какую-то книгу, она может впрямую совершенно не относиться к Чехову и его пьесе «Вишневый сад». Но я неожиданно столкнулся с искусством, и достаточно этого прикосновения, чтобы снова вернуться к Чехову. Пришло новое знание, и мне необходимо его куда-то деть. Беда нашей профессии в том, что мы не можем ничего себе присвоить, постоянно надо отдавать, делиться всем. Хочется все время быть бедным, разбитым, голым, чтобы опять начать набирать, одеваться какой-то литературной, культурной одеждой. Так, из каких-то сцен начинают рождаться целые рассказы — дни, недели, месяцы из жизни — например, новеллы о любовнике Раневской. Этот персонаж всегда не давал мне покоя. Как он живет? Чем занимается? Что у него за привычки? И на каком-то энном спектакле вдруг начинаешь за ним следить, представляешь, как он пьет, пишет Раневской эти телеграммы: его почерк, как отсчитывает деньги, чтобы послать их в Россию. В этом снова уникальность и неисчерпаемость Чехова — у него масса внешне недействующих, но очень интересных и важных персонажей: это и мать Яши, и умерший сын Раневской Гриша и т. д. Вне твоего желания эти истории неожиданно начинают формироваться в какие-то отдельные сюжеты. Перед спектаклем я рассказываю эти истории актерам. Например, рассказываю актрисе, играющей Раневскую, о ее парижской жизни — прихожу на репетицию так, словно у меня в кармане дневники ее любовника: оказывается, он такой, а мы раньше думали что-то другое. Так потихоньку начинает формироваться бесконечная вереница персонажей, тем. И неожиданно сам момент лета в поместье Раневской становится не главным. Но новое знание, которое мы обретаем, практически не отражается на зрителе. Возникает этот набор новой информации после премьеры, когда мы уже выпустили спектакль и он постепенно начинает освобождаться от пьесы. Становится самостоятельным младенцем, делающим первый шаг, потом второй, третий? И не надо его водить, поддерживать, учить, а надо всего лишь рассказать про другую жизнь, а он сам сориентируется. — Какой процесс вам более интересен: репетиция спектакля или послерепетиционный набор информации? — Я люблю начало репетиций, когда рождаются первые звуки, движения, когда только начинаешь чувствовать пространство, определять время. В этот момент ты должен вытащить и отдать все из себя максимально. Потом следует обязательная пауза, после которой начинаешь снова что-то накапливать, снова одевать себя, подготавливая к дальнейшей работе. Следующий любимый этап в работе тот, о котором я только что рассказал: окутывание актера информацией. Это сложно, но интересно. Именно в этот момент начинаешь сталкиваться с привычками актера — слухом, взглядом, и этот процесс требует колоссального терпения. — Что для вас значит первый репетиционный выход на большую сцену? — Всегда мучительный процесс. Перед переходом из репетиционного зала на большую сцену меня не покидает ощущение, что мы невежды, грубияны, все делаем неправильно, постоянно хамим. Все это хамство и невежество — от незнания, небрежного отношения к материалу, к человеку, к пространству. Этот момент я всегда пытаюсь отодвинуть как можно дальше, прячась в малом пространстве. А когда уже оттягивать невозможно, то я на сцену кидаюсь. Кидаюсь со страха, стараюсь не дать ей ни секунды заговорить, опомниться. В этом первом выходе мне необходимо, чтобы все углы сценического пространства, каждый миллиметр сцены были максимально заполнены моей информацией (потом, конечно, многое уйдет, освободится). Иначе невозможно, сцена тоже может мстить, выталкивать, выгонять из себя. — Когда читаете пьесу, знакомитесь с материалом, какой образ рождается в первую очередь (пространственное решение, сценографическое)? — Сначала важно почувствовать судьбы персонажей. И в первую очередь я пытаюсь понять для себя их потери. Ведь они каждую секунду жизни что-то теряют. Вот здесь потеряли, здесь, здесь? Каждая пьеса — это цепочка потерь, разрушений и саморазрушений. Потери — это паузы? Потери — это тишина. И именно в тишине всегда происходит самое главное. Следовательно, очень важно почувствовать и услышать эту тишину. Почувствовать расщепление какого-то атома в человеческой истории. Как человеку остановить расщепление? Это начинает волновать. Потом начинаешь думать, как в этой найденной тишине помочь герою вернуть потерянное. Надо придумать ему новую жизнь. Это будет, конечно, уже какая-то другая жизнь — иллюзорная, параллельная реально текущей. Попытаться, например, вернуть детство — это важно, они ведь его забыли. А если вдруг ты заставишь их вспомнить, то, возможно, им будет легче. Иногда кажется, что воспоминания детства — единственное убежище, спасение в этой неизбежной цепи потерь. Иными словами, чем-то надо лечить. Возникают образы, которыми я начинаю прикрывать, спасать? — Римас, насколько эта иллюзорная, придуманная жизнь, которую вы как подмену сочиняете своим героям, находится в конфликте с жизнью сегодняшней? — Я уверен, что не надо признавать сегодняшнюю реальность; необходима другая, которая могла бы помочь сегодняшнему дню. Когда я только начал работать в Литве, то как молодой советский режиссер был обречен ставить советскую драматургию, классику ставили другие — главные режиссеры. Естественно, очень хотелось ставить хорошие пьесы. Но это было невозможно, и я придумал для себя другой выход: ставить современную пьесу как классику. Я учился видеть, находить в этих пустячных, прямолинейных, простых темах, разговорах — вечные проблемы, темы и разговоры. В принципе, тогда и началась эта подмена. Получается, что я все время существую в состоянии подмены настоящей, реальной жизни, какой-то той, непонятной, другой. Я думаю, что в полной мере и не знаю жизни сегодняшней. Более того — мне и не хочется ее узнать, не хочется перенести ее на сцену. Хочется уйти из «сегодня», но уйти, конечно, забрав при этом все свои ощущения сегодняшнего дня. Собрав все эти сегодняшние ощущения, не отказаться от них, а с этим знанием уйти как можно дальше. Идет какая-то реакция отторжения современной жизни, как-то отворачиваешься от «сегодня». Возможно, к слову «отворачиваешься» можно подобрать синоним «прячешься». И такая реакция, думаю, не у меня одного. Это защитная реакция. Так перед войной бывает? — Пророчите третью мировую? — Да. И мы ничего не можем с этим поделать. И потому спешим с этой подменой. Чтобы рассказать еще про другую жизнь. Не про ту, которая была, а про ту, которая могла бы быть, сегодня или сто лет назад. Мне всегда важно услышать Историю, поймать момент в Истории, который оторвался, сбился, потерялся в историческом времени и, следовательно, стал вневременным — историей без определенного, конкретного адреса: века, года, дня. Мгновение, зависшее в пространстве Истории. Важно почувствовать его, поймать. В театре часто пытаются воссоздать эпоху (семнадцатый, шестнадцатый век). Это ошибка. Историю, эпоху нельзя восстановить или изобразить. Все равно не получится сделать слепок, потому что как бы точно, скрупулезно мы ни реконструировали время — все равно получится подделка. Единственное, что останется и что можно попытаться воссоздать, — это звук. Звук — вечен. Только он один остается в пространстве и в истории. Одной из главных задач в театре для меня остается: услышать этот звук и поставить его. Иногда это напоминает вызывание духов, привидений, общение с мертвецами, встречу на сцене с теми людьми в облике актеров.
респект: http://belan-olga.livejournal.com/1243784.html belan_olga July 12th, 10:40 Римас. Театральные дела Римас Туминас и Кирилл Крок (он в центре) с артистами театра на открытии той самой доски.( справа - актер Александр Павлов и дочь Михаила Ульянова Елена) Главный режиссер театра имени Вахтангова Римас Туминас собирается ставить "Бег" Булгакова. Вообще, он работает в каком-то бешеном ритме, каждый сезон - спектакль, да еще так ой, о котором говорит вся Москва и который собирает все театральные награды. Мы снимали программу про Людмилу Максакову, в театре шли еще первые репетиции "Евгения Онегина". Нам позарез надо было снять Людмилу Васильевну на репетиции - в спектакле у нее роль няни Тани Лариной. Пресс-секретарь , которая очень всегда нам помогала, сказала: нет, Римас Владимирович не пустит на репетицию, он до "пап-мам" не любит чужих в репзале. Но я же наглая. Увидела, как режиссер идет по коридору и бросилась к нему наперерез. Объяснила: нам нужно всего 15 минут. Он слегка поморщился. Но разрешил. Мне кажется, ему просто врожденная интеллигентность не позволила отказать женщине. Мы снимали час. И еще час просто сидели, прижавшись к стенке, потому что чрезвычайно интересно было наблюдать за тем, как репетирует Римас - с Максаковой, Вдовиченковым, Маковецким... И еще раз я наблюдала режиссера, когда он доделывал спектакль "Окаемовы дни", когда до премьеры оставалось пять дней. Это был фарсмажор, трактовку некоторых персонажей он переделал кардинально. Результат - ну вы знаете, сумасшедшие аншлаги и полной восторг театральной критики. Театр - это как завод. Там должны работать слаженно все механизмы, все службы, все сотрудники. Тогда творчеству будет комфортно развиваться в разные стороны. У Римаса еще и директор фантастический. Никогда не забуду, как Кирилл Крок откликнулся на нашу просьбу помочь с мемориальной доской Людмиле Целиковской после того, как документы, подписанные и разрешенные, лет пять валялись в Союзе кинематографистов в приемной Михалкова... Театр - это таинство, да, конечно. Но чтобы оно таковым стало, нужны железная дисциплина и почти военный порядок. Люблю "Вахтангова"...
полная версия страницы